Блага земные

— Видишь ли, у меня есть кое-какая надежда на Оливера, — сказал он.

Мои мокасины при каждом шаге скрипели по гравию, босоножки Минди тоже. Джейк сердито посмотрел на нас и жестом велел остановиться. Дальше он пошел один в своих бесшумных кедах. Мы замерли на месте, предчувствуя недоброе; в густеющих сумерках Минди походила на невесомые, светящийся воздушный шар. Я то ли устала, то ли проголодалась (оцепенела и уже не могла разобраться, что со мною происходит), и все окружающее казалось мне нереальным. Бледная рука Минди, прижатая к ноющей пояснице, могла быть также и моей собственной рукой. Джейк крался вверх по ступенькам, чтобы заглянуть в затянутую металлической сеткой дверь, и вместе с ним я затаила дыхание.

— Лезет головой в петлю, — сказала Минди.

Джейк резко махнул рукой, приказывая ей молчать.

— Вечно прет на рожон. Смотрите, — продолжала она.

Но не тут-то было. Джейк качнул головой и пошел назад, слегка подпрыгивая на затекших от долгого стояния ногах.

— Точно, это миссис Джеймисон, — сказал он, — У-у, каракатица. Стоит за конторкой и ждет, кого бы облаять.

— Может, она тебя не узнает, — сказала Минди.

— Ты что, смеешься? Она каждую ночь перед сном молится, чтоб я свернул себе шею. Посидим здесь, подождем.

Он кивнул в сторону деревянной скамьи на краю участка. Мы сели, Минди — посередине. Был один из тех мягких вечеров с легким ветерком, когда в человеке просыпается надежда. Мы сидели, как зрители в кино, но только и видели что запыленный магазин мужской одежды через дорогу да редкие машины. Джейк то и дело поворачивался к двери конторы — узкому прямоугольнику света.

— А что, если она так и останется там на всю ночь? — спросила Минди.

— Тогда переночуем где-нибудь еще и вернемся сюда завтра. Разменяем Шарлоттин аккредитив и снимем комнату.

— Ой, Джейк, не могу больше. Неужели нельзя зайти и не обращать внимания на ее слова?

— Ни за что не появлюсь перед этой бабой, — твердил Джейк, — Боюсь ее до смерти.

Мне стало смешно. Я рассмеялась, но под свирепым взглядом Джейка тут же замолчала.

— Что же вы не ткнете ей в бок пистолет? — сказала я.

Ох, оказывается, устала я больше, чем думала. Джейк втянул голову в плечи.

— Пистолет? — переспросила Минди.

— Мадам не в себе. — Рука его лежала на спинке скамьи, и он стал поглаживать Минди по плечу, будто успокаивал кошку. — Честно говоря, мать Оливера всегда терпеть меня не могла, — продолжал он. — Считает меня причиной всех бед на свете. Думает, все неприятности Оливера из-за меня. Но ведь не я подкладывал бомбы в почтовые ящики, в то время я этого парня еще и в глаза не видел. Встретил его только в колонии. Но попробуй втолкуй ей это. Увидит меня — и сразу же думает: «Беда».

— Не она одна так думает, — заметила Минди.

Голоса их звучали отчетливо и безлико, как бывает в сумерках. Их можно было принять за туристов, рассказывающих страшные истории, за прохожих, беседующих под чьим-то окном, за родителей, перекликающихся вдали на лужайке.

— Когда нас выпустили из колонии, — рассказывал Джейк, — я, случалось, забегал к нему. Он жил недалеко вместе со своей мамашей, она агент по недвижимости. Как ни зайдешь, он читает, только и делал, что читал. Прокатимся мы с ним куда-нибудь, стрескаем в забегаловке по котлете, знаете, как это бывает. Никогда мы с Оливером не скучали. Конечно, если его матери не было дома. Мать у него зануда, голос скрипучий, пока не ввернет какую-нибудь гадость, не улыбнется. Бывало, скажет: «Никак опять пожаловал, Джек?» Она всегда называла меня Джеком, а какой же я Джек? Такое кого хочешь выведет из себя. «Странно, — говорит, — а я думала, ты только вчера был здесь, значит, я ошиблась?» И все с этакой слащавой улыбочкой. Говорит, а у самой рот набок. Ненавижу таких.

— Но ведь и моя мама к тебе так относилась, — сказала Минди, — У тебя просто талант — выводить людей из себя. Мама так грубила ему, — обратилась она ко мне, — а сейчас делает вид, будто его просто нет в живых, и никогда не упоминает его имени. Я спрашивала, в письмах, не видела ли она его, а она пишет, сколько у них выпало осадков. Он мог бы отправиться на тот свет — она даже не написала бы мне об этом. Для нее он уже давно на том свете.

— Тогда все ясно, — сказал Джейк.

— Что ясно?

— Дело ваше, — сказал Джейк. — Можете презирать меня, что я терпел все выходки этой миссис Джеймисон, но делать было нечего. Нечего — и все тут. Понимаете, именно в ту пору моя мать тоже была не больно высокого мнения обо мне, хотя она, конечно, совсем не такая ведьма. Бледная, сгорбленная, сидит над своим шитьем и голову низко-низко наклонит. Знаете, как они умеют? Чтобы не видеть этого, иду к Оливеру, а там — его мамаша. Выходит, все считали меня ничтожеством, выходит, никак я не мог избавиться от этого клейма.

У меня вдруг вырвался вздох. Минди скрестила ноги, и ее сарафан зашуршал.