Благие намеренья (СИ)

Помню, как дождик, вроде, прекратился. Тучи разорвались и робко выглянул первый луч солнца. «Как вы тут поживаете?» - будто сказал он, словно непрошенный гость, когда заглядывает в приоткрытую дверную щель. Видя, что ему не очень рады, он снова её закрывает. Опять заморосил дождь.

Я подъехал к больнице и остановил машину возле забора. Выкурив сигарету, я вышел и пошел в барачное здание. Оно, вроде, то же, но и что-то в нем не так. Я не понял, что именно. Внутри прохладно и сыро, почти также, как и снаружи. За окошком кто-то сидит, присмотревшись, я узнал вчерашнюю старушку.

- Добрый день. Вы не узнаете меня? Как и обещал!

- Простите?! – удивилась пожилая женщина и удивленно посмотрела на меня.

- Я вчера привозил девушку. У нас не было с собой полиса, и я пообещал привезти его на следующий день. Помните?

- Извините, молодой человек, но вы, наверное, ошиблись…

- Не понял! Как я ошибся?!

- Вы точно в нашу больницу обращались?

- Уверен!

- Наверное, не я оформляла… Как звать-то больную?

- Екатерина…

- А фамилия у нее есть?

- Да, Иванова.

Регистраторша полистала журнал приема больных, но не найдя нужной фамилии, встала и прошла к стеллажам, там она тоже что-то поискала, потом вернулась к окошку.

- Нет, такая не поступала! – уверенно и твердо сказала старуха.

- Стоп! Я вчера разговаривал с вами, и вы не хотели её оформлять, поскольку у нас с собой не было полиса медицинского страхования! Вы, что этого не помните?! – перешел я на повышенный тон.

- А почему вы не меня орете?! – возмутилась регистраторша. – Вот вызову сейчас полицию, будешь знать, как на меня орать и безобразничать!

- Простите, - я испугался, что она и впрямь вызовет наряд и мне тогда входа в больницу не будет. – Наверное, что-то перепутал. А скажите, есть ли у вас терапевт…

- Есть, и терапевт, и хирург…

- Нет, я говорю о терапевте, таком старичке, похожим на Айболита…

- На Айболита!? А! Да, это Пётр Самойлович. Но он в отпуске и выйдет только через неделю.

- А давно он в отпуске?

- Как положено, три недели, как отдыхает!

- А его вчера на работе, случайно, не было?

- Ох, молодой человек! У Петра Самойловича есть дела и поважнее, он с первых дней отпуска уехал в Москву, там у него дети и внуки.

- То есть вы уверены, что вчера его здесь не было?

- Уверена?! Убеждена!

- Извините, спасибо и до свидания! – попрощался я, и вышел на воздух.

Что такое происходит? – недоумевал я. С головой у меня было все в порядке, может быть надо мной решили все окружающие поиздеваться? Я внимательно осмотрел здание больницы. Оно казалось прежним, - силикатный кирпич, деревянные перекрытия, шиферная крыша, рассохшиеся и всегда заклеенные бумажными полосками окна. У входа облупившаяся лавка, грязная урна, наполовину заполненная старыми вонючими окурками. Нет, все именно так, как я увидел вчера, вот только, пожалуй, вчера трава на газонах была скошена, а сейчас она высоко колосилась. Именно эта странность бросилась мне в глаза, но я не сразу понял. Возможно, вчера я находился не в том состоянии, чтобы отдавать отчет окружающему и видеть всё в реальном свете. Усталость, нервы, ранение Кати, - всё это могло немного помутить мой разум, и я мог видеть то, чего не было и наоборот. Но странное дело мое объяснение не принесло мне желанного успокоения. Нервы не расслабились, мозг работал, как сердце – стучал в виски мыслями, догадками и какими-то уж больно сумасшедшими объяснениями той реальности, в которую я попал утром.

Я решил, что больше в станице мне делать нечего и, сев, однако, в свой родной автомобиль, который, несомненно, принадлежал мне вот уже пару лет, я поехал обратно в свой отель. У меня была мысль съездить к Антону Ивановичу, но, если честно, я просто испугался. Испугался не его, того, что могло произойти со мной, если бы и эта ниточка, ведущая к «вчера», безжалостно оборвалась бы. Знаете, иногда мы любим оставлять себе последний шанс, последнюю надежду, последний довод. С ними мы чувствуем себя немного увереннее. Этакими благородными и снисходительными. В споре мы этот довод не приводим, нам кажется, что вот мы его сейчас выскажем и противник сразу признает свое поражение. Но мы его не высказываем, проигрываем спор, но уходим с высоко поднятой головой, ощущая себя выше этого спора, будто мы из благородства позволили проиграть его. Но в тоже время мы понимаем где-то в глубине души, еще глубже чем лежит довод, что он на самом деле и не очень-то надежен, и вряд ли достоверен, и противник может его разгромить в пух и прах.

Вот я и оставил Антона Ивановича в тайниках извилин, успокаивая себя тем, что всегда могу к нему съездить и развеять все недоразумения. Уж он то не обманет меня!