Хенрик (
Хенрик замолкает, переворачивает страницу — новая глава, он захлопывает книгу и кладет ее на круглый стол с керосиновой лампой. Анна встает и наливает ему кофе. Присутствующие вроде бы полностью поглощены своим рукоделием. Хенрик, пригубив горький напиток, отставляет чашку.
Хенрик. Мне, в отличие от героя Бальзака, хотелось бы перейти прямо к делу.
Гости будто и не слышат. Анна обходит их, предлагая еще по чашечке. Пес Як зевает.
Хенрик. Мне бы хотелось узнать, почему нас в последнее время так мало.
Молчание.
Хенрик. В начале осени нас собиралось от двадцати одного до тридцати пяти человек. Сейчас нас (
Молчание.
Хенрик. Предположим, виноват мороз и плохие дороги, но думаю, это объяснение не полно.
Молчание. Все сосредоточенно работают.
Хенрик. Хорошо, тогда я спрошу прямо. Что вы полагаете, фру Талльрут? Вы иногда работаете на почте и встречаетесь с людьми.
Гертруд Талльрут в ответ на такое прямое обращение чешет подбородок и, прищурившись, бросает взгляд поверх пенсне.
Гертруд. Не знаю, что и ответить. (
Хенрик (
Текла. Я не из тех, кто особо прилежно посещает церковь, вовсе нет. Но кое-какие вещи трудно не заметить.
Хенрик. Да, люди не слишком часто ходят в церковь.
Текла. Одно с другим не связано.
Магна. Верно.
Кое-кто из женщин соглашается: да, тут разные причины. Молчание.
Хенрик. Да.
Мэрта. Может, это из-за проповедника пятидесятников.
Хенрик. Забудем про церковь и поговорим о наших четвергах. Фру Талльрут говорит, что люди боятся. Чего бы им бояться?
Альва (
Хенрик. Мне нет.
Альва. Говорят, в конторе есть список всех, кто участвует в кружке рукоделия.
Хенрик. Это правда?
Альва. Я сама не видела его, но Турстенссон из конторы сказал, что список есть и что он хранится в сейфе инженера.
Хенрик. Зачем Нурденсону такой список?
Текла. Нетрудно догадаться. Ежели это правда.
Альва. А почему бы это было неправдой?
Текла (
Хенрик. Я все равно не понимаю. Неужели Нурденсон…
Альва. Я тоже слышала болтовню про этот список. А кто-нибудь пострадал?
Гертруд. Еще бы. Юханссона, Бергквиста и Фрюдена вышвырнули без объяснений, а Гранстрёма перевели на более тяжелую и хуже оплачиваемую работу.
Текла. Бригадир, я имею в виду Сантессона, спросил моего Адольфа, хожу ли я по-прежнему на эти бабские посиделки у пастора. «Твоя баба все еще ходит на эти бабские посиделки у нашего бабы-пастора?» Адольф рассвирепел и ответил, что Сантессон сам хуже бабы и не его собачье дело, чем он и его Текла занимаются по четвергам.
Хенрик (
Мэрта. Никто не забыл того случая в часовне с Нурденсоном на прошлый Иванов день.
Гертруд. Ясное дело. Это надо понимать.
Мэрта. Я немного знаю Сюзанну, его старшую. Сюзанна не раз говорила, что отец никогда не простит, как его унизили в присутствии конфирмантов, он никогда не простит.
Хенрик (
Текла. Почему никто ничего не сказал? Не много ли вы хотите, пастор, а?
Альва. Говорили много, только не пастору. И не пасторше.
Анна. Магна, ты об этом знала? И ни слова нам не сказала. Это же…
Магна. Я слышала какие-то сплетни, но не обращала на них внимания, потому что, по-моему…
Анна. Но ты ведь видела, что наши четверги…
Магна. Видела, конечно. Но, по-моему, есть более подходящее объяснение.
Анна. Более подходящее? Что ты имеешь в виду?
Магна. Об этом мы поговорим в другой раз.
Анна. А почему не сейчас?
Магна. Потому что тогда и фру Крунстрём, и фру Талльрут расстроятся, а я этого не хочу.
Хенрик. Я хочу — я требую (
Текла. Из-за меня пусть не смущается. Я уже и так вся киплю, больше некуда.
Гертруд. Ежели это то, о чем мы все знаем, так уж лучше спросить пастора напрямую.
Альва (