Благие знамения

СМЕРТНЫЕ МОГУТ УПОВАТЬ НА СМЕРТЬ ИЛИ НА ИСКУПЛЕНИЕ. ТЕБЕ НЕ НА ЧТО УПОВАТЬ. РАЗВЕ ЧТО НА АДСКОЕ МИЛОСЕРДИЕ.

— Правда?

ШУТИМ, ШУТИМ.

— Пф, — сказал Кроули.

— …и как знают заядлые садоводы, тибетцы — народ просто дьявольски ловкий. Надо же умудриться — прорыть туннель прямо под вашими бегониями! Угостите его чашечкой чая, желательно с прогорклым маслом яка, которое можно купить в любом приличном…

Щелчки, треск и шипение. Атмосферные помехи заглушили окончание передачи.

Кроули выключил приемник и закусил верхнюю губу. Его лицо, перепачканное пеплом и сажей, выглядело очень усталым, очень бледным и очень испуганным.

А потом — очень сердитым. Что у них за манера разговаривать? Словно ты комнатное растение, которое повадилось сбрасывать листья на ковер!

Тут он повернул за угол, чтобы попасть на кольцевую дорогу М25, с которой рассчитывал выехать на шоссе М40, ведущее к Оксфордширу.

Однако на М25 происходило нечто странное. Такое, что глазам было больно смотреть.

От кольцевой лондонской дороги М25 шло низкое пение. Оно складывалось из самых разных звуков: гудели машины, ревели моторы и сирены, пищали мобильные телефоны и вопили дети, навеки плененные ремнями безопасности. И все они сливались в бесконечный монотонный речитатив тайного языка Черных жрецов древнего Му: «Слава Великому Зверю, Пожирателю Миров».

«Ужасный знак „одегра“, — подумал Кроули, разворачивая машину в сторону северной окружной. — А ведь я сам сотворил его… сам и виноват. Здесь могла бы проходить обычная новая автострада. Превосходно сработано, мои поздравления, но стоило ли оно того? Все вышло из-под контроля. Небеса и Ад уже не владеют ситуацией, и сама Земля уподобилась стране Третьего мира, которая наконец-то заполучила Бомбу…»

Вдруг на лице демона заиграла улыбка. Он прищелкнул пальцами. На носу у него материализовалась пара темных очков. А грязь и пепел исчезли с лица и костюма.

Черт побери! Уж если пропадать, так с музыкой.

Тихо насвистывая, он продолжил путь.

* * *

Они ехали по крайнему ряду автострады, подобные смертоносным ангелам, что было недалеко от истины.

Принимая во внимание обстановку, они не особенно спешили. Четверо из них спокойно шли на скорости 105 миль в час, словно были уверены, что без них представление не начнут. Не смогут начать. Им принадлежало все время в этом мире, сколько бы его тут ни осталось.

Следом за ними ехала четверка других всадников: Большой Тед, Сальник, Свинопас и Кочегар.

Их лица сияли от восторга. Теперь, став настоящими «Ангелами Ада», они ехали, храня молчание.

Вокруг них, понятное дело, неистовствовала гроза, ревели моторы, хлестал ветер с дождем. А в фарватере всадников все было совершенно тихо и безжизненно. Почти тихо, во всяком случае. И совершенно безжизненно.

Наконец, нарушив тишину, Свинопас крикнул Большому Теду.

— И кем же ты будешь теперь? — хрипло спросил он.

— Не понял?

— Я сказал, кем же ты…

— Я слышал, что ты сказал. И дело не в том, что ты сказал. Все слышали, что ты сказал. К чему ты клонишь, вот что хотелось бы знать.

Свинопас пожалел, что не слишком внимательно прочел Откровение Иоанна Богослова. Если бы он знал, в чем ему предстоит участвовать, то получше изучил бы мануал.

— Я ведь о чем? Они — четыре всадника Апокалипсиса, верно?

— Байкера, — поправил Сальник.

— Ну ладно. Четыре байкера Апокалипсиса. Война, Голод, ангел Смерти, и… и этот, как там его. Грязный.

— Ну? И?

— Ну, они же сказали, что все будет в порядке, если мы отправимся с ними?

— Ну?

— Тогда, значит, мы вторые Четыре всад… гм, байкера Апокалипсиса. И значит, у нас тоже должны быть какие-то свои кликухи.

Последовала пауза. По соседнему ряду навстречу им мчались машины, простреливая дорогу светом фар, молнии подсвечивали облака, и тишина была близка к абсолютной.

— Может, мне тоже назваться Войной? — спросил Пижон.

— Да ну тебя! Какая же ты Война? Она вон — Война. Выбери чего другого.

Лицо Большого Теда сморщилось от напряженной работы мысли.

— С. П., — сказал он наконец. — Я буду Смертельным Переломом. Это мне подойдет. Вот так-то. А вы кем будете?

— Я могу быть Мусором, — сказал Кочегар. — Или Наглым Репортером.

— Ты не можешь быть Мусором, — возразил Смертельный Перелом. — Тот Грязный, он закрепил его за собой. А вот Репортером — пожалуйста.

Они ехали в сумеречной тишине, а перед ними в нескольких сотнях ярдов горели задние красные фары Главной Четверки.

Смертельный Перелом, Наглый Репортер, Свинопас и Сальник.

— Я могу стать Жестокостью к Животным, — сказал Сальник. Свинопас подумал, «за» он или «против». И решил, что ему в, общем-то, все равно.

Теперь настал его черед.

— Я, э-э… Думаю, я буду этим… Автоответчиком. Они меня чертовски достали, — сказал он.