Благими намерениями

Улица быстро наполнилось ужасом и криками, организованная акция протеста быстро закончилась, и все старались убежать от нас. Мы же с азартом догоняли и добивали. На горизонте появился убегающий парень: высокий, в богатых шмотках. Я тут же устремился за ним. Поняв, что ему от меня убежать не удастся, он развернулся и попытался меня неуклюже ударить. Но я легко увернулся, и моя бита стремительно врезалась в его мягкий живот. После второго удара в лицо парень упал.

Я замахнулся и почувствовал руку на плече. Не оборачиваясь, я сильно ударил по чьему-то лицо локтем.

Когда тело упало, я увидел лежащую старушку с черно-белой фотографией Седого, моего мертвого старого друга. Он подорвался на мине, на которой должен был подорваться я. Он всегда был героем. Лежащая сейчас на земле старушка – его мать. Со дня смерти сына её не узнать, будто постарела лет на двадцать. Но черты ее лица смогли отозваться в моей памяти. Помню как-то раз, когда мне было одиннадцать, отец отправил меня за водкой, сказав, что убьет, если не принесу. Денег он не дал, да и записку о том, что водка ему нужна тоже. Во дворе в тот момент гулял Седой. Я рассказал ему о проблеме и уже почти был уверен, что от отца мне дома достанется, но Седой предложил стырить бутылку из магазина. После того, как мой протест по неправильности был отклонен, мы подошли к какому-то ларьку, и он, даже не слушая мои возражения, пошел все делать сам. Мне было страшно, что если нас поймают, и об этом как-то узнает мой отец, то он действительно меня убьет. Седой, конечно, попался. Пришла его мама, выслушала нас, все поняла. И несмотря на то, что она могла просто наорать на меня и запретить видеться с Седым, она с жалостью посмотрела в мою сторону и выкупила эту бутылку. В тот день я отделался лишь парой ударов в живот от отца.

Теперь эта святая женщина лежала на асфальте, и я всем богам молился, чтобы она осталась жива, когда щупал ее пульс. Она в этот момент, к моему огромному счастью, очнулась

– Татьяна Алексеевна, как Вы? – перепугано спросил я

– Володька, это, это ты? – удивленно воскликнула она

– Простите, я не хотел – еле сдерживая слезы начал извиниться я

Но вместо осуждения она посмотрела на меня прям как тогда в магазине и лишь снисходительно сказала:

– Как я могу злиться на такого правильного, но глупого мальчика – сказала она и обняла меня

После подбежали милиционеры и скрутили её. Напоследок она с добротой взглянула мне в глаза от чего мне стало еще более стыдно. Меня же полицейский мягко взял под руки и отвел к остальным нашим. Потом всех рассадили по автобусам, какой-то мужик в штатском поблагодарил за помощь, и нас повезли куда-то.

Все были в приподнятом настроении, смеялись, радовались. Каждый хвастался, насколько красна его бита.

Я же смотрел в окно и думал. Давно засевшие неприятные и разящие сердце мысли всплыли, я больше не мог найти оправданий для всего насилия, что сегодня происходило. Мне начало казаться, что я больше не служу добру.

Когда Седой умирал, я обещал позаботиться о его матери. Если мне удавалось приехать с войны, я всегда покупал ей продукты, сделал в квартире ремонт.

Но теперь перед глазами картина: старушка лежит с разбитым лицом. Я много думал о том, что привело меня к этому. И когда ответ, наконец, возникал в моей голове, мне казалось, что подо мной проваливается пол.

Нас высадили около какого-то завода. Парни решили посидеть в баре. Я отказался от их предложения и пошел в сторону метро. Возле станции я вызвал такси до Клина, цена была высокая, но хотелось быстрее доехать до дома в тишине и одиночестве.

Я смотрел на нежный закат, и мои глаза начали медленно затуманиваться.

Яркое солнце сильно слепило глаза. Было безумно жарко, хотелось снять всю броню, но учитывая вражеский пулемет на крыше это стало бы роковой ошибкой.

Террористы засели в двухэтажном каменном доме. Как только я высовывал голову, пулемет тут же начинал стрекотать. Из группы остались только я и незнакомый мне парень.

Он жестом сказал мне идти вперед, я попытался объяснить ему, что идея не из лучших, и меня сразу же застрелят, тогда он кивнул головой в сторону своего миномета.

– Другое дело! – одобрил я

Как только мина попала на крышу, я тотчас побежал к дому, подстрелив двоих на ходу, да еще и успел ворваться в здание.

Встав за колонной, я перезарядился. По мне начали стрелять. Я достал гранату и кинул ее в сторону выстрелов. Выйдя из укрытия, я увидел тела бармалеев. Они были в платках. Обнажив голову одного, я оторопел – это было лицо Татьяны Алексеевны, а второй оказался моим братом Женей.

– Молодец, сынок. Все сделал как я учил, горжусь тобой – сказал неизвестный мне ранее напарник – мой отец.

Я поднял глаза и увидел на стене надпись, сделанную кровью: «Пули не могут творить добро, не могут творить зло, они умеют только убивать».

Я резко открыл глаза оттого, что меня за плечи тряс таксист. Машина уже стояла возле дома. Расплатившись с ним, я с ватной головой побрел к подъезду, думая о сне, пока мне не позвонил брат.