Благочестивые вдовы

Мне разрешили погладить чудо-зверька, который, стоило только протянуть руку, тотчас вцепился мне в палец. Я завопила как резаная. На крик сбежались все присутствующие и оказали мне первую помощь. Сидя с забинтованным пальцем, я поймала себя на том, что уже сыта по горло семейным досугом. А угли для барбекю только-только разгорались…

– У тебя есть дети? – Девочка хотела утешить меня после той неприятности.

– Да. – И мне захотелось бегом побежать к Бэле.

Теперь я тоже учительница и запросто могу оттеснить потенциальную подружку Йонаса. Но смогла бы я так жить, как чудное семейство Копенфельдов? Домик под сенью Дерев, двое малышей, домашний любимец… Чего же я на самом деле хочу – свободы или привязанности? К чему я стремлюсь – к приключениям или в тихую гавань?

Определенно в свободе есть свои прелести. Я решила вечерком пройтись по центру, хотя ноги с самого утра жали кожаные сандалии этнографини. День только начинал клониться к закату, на город спускались летние сумерки, теплые и светлые.

В уличном кафе я заказала маленькую порцию мороженого – ассорти без сливок: после пирога фрау Копенфельд есть мне не хотелось. На площади, где я сидела, было людно, как, впрочем, на каждой площади в центре любого города погожим вечером, где сотни туристов и горожан засиживаются до темноты за кружкой пива. В таких местах полно карманников: я покрутила головой с видом эксперта по вопросам воровства. И всегда находятся дамы, которым невдомек, что не стоит вешать сумочку на спинку плетеного кресла, сидя на самом ходу. Чего же они тогда так вопят, когда, желая расплатиться, вдруг не находят свою сумочку на прежнем месте? Удивительная беспечность… Ни одна женщина и ни одна сумка из тех, что были рядом со мной, не ускользнули от моего пытливого взгляда: не меньше двух сумочек я могла бы хоть сейчас прихватить у своих соседок и спокойно удалиться.

Бог мой! Эрик! В трех метрах от меня сидел благоверный моей Катрин! Сердце подпрыгнуло и бешено забилось в горле. Только без резких движений – я достала темные очки и водрузила их на нос.

Эрик был не один. Сначала я глазам своим не поверила, но нет, так и есть: рядом с господином Шнайдером сидели маленькая тайка и ее тошнотворный муж. Те, что приходили на консультацию к Катрин. По левую руку Эрика царственно высилась огромная, плохо выкрашенная блондинка. Не хватало только «сутенера из Гросс-Герау». В этой живописной группе он бы хорошо смотрелся, прямо-таки жаль, что он оказался фиктивным.

Мог ли Эрик узнать меня? Всего лишь на секунду столкнулись мы на лестнице. Но после того, как обнаружилась пропажа, что ему стоило связать мою скромную персону с этим происшествием. Интересно, он сразу заметил, что вместо натюрмортов на стенах четыре пустых крючка? А может быть, он зашел всего лишь за какой-нибудь забытой в прихожей папкой и только вечером узнал о краже? Как бы ни хотелось поверить в такую версию событий – не очень-то верилось, я просто уговаривала себя. Самое умное – быстрее расплатиться и раствориться в сумерках. Я махнула официантке – Эрик посмотрел на меня.

По дороге к станции метро я нервно огладывалась. Потом долго путала следы: несколько раз пересаживалась, выходила из вагона и вскакивала обратно за секунду до отправления. Хоть путь и был долог, наконец я благополучно добралась домой, но страх все же не отпускал меня.

7

И без того тревожный сон гнали прочь несвойственные мне угрызения совести: упреки Энди не прошли бесследно. Будь на моем месте Кора, она рассмеялась бы в лицо всякому, кто вздумал бы читать ей мораль.

Ведь хорошо знаю, как это неприятно – всякий раз, когда меня подводят мои безголовые подруги, мне больно. И что же, выходит, на меня тоже нельзя положиться: сына бросила, лишь почувствую чье-то доброе отношение, сразу начинаю клянчить деньги, нимало не заботясь о том, как и когда буду отдавать долги. Ладно еще муж, но Энди! А Феликс?! На моих щедрых благодетелей деньги с неба не падают, а я, бессовестная лентяйка, с легким сердцем сорю деньгами, заработанными чужими потом и кровью. Чувствуя себя последней тварью, испорченной и неблагодарной, которая еще и наживается на хороших, добрых людях, я заплакала. Мне захотелось исправиться, но перед моим мысленным взором встала покойная матушка, которая погрозила пальцем, как укоряющий ангел, и я словно вновь услышала ее назидательный тон; «Благими намерениями вымощена дорога в ад!»

От матери с ее частыми приступами депрессии я, наверное, и унаследовала пренебрежение к людям и постоянное ожидание худшего. А безответственность – от отца, променявшего белый свет на бутылку. Да, с такими задатками нечего и думать о том, чтобы стать другим человеком.