Благодарность зверя

АМЕРИКА, НУ ТЫ ДАЕШЬ…

На заимку к Максиму Павловичу приезжали далеко не последние люди-охота с рыбалкой у него на любой вкус что зимой, что летом, опять же ягод и грибов в этой таежной глухомани прорва. Заранее звонили из города, сообщали, когда и сколько человек наведается, кто они и откуда, чего желают. Чтоб, стало быть, приготовился и принял, как полагается.

Прорву разных больших начальников и "крутых" ребят потаскал он по долинам и взгорьям, и еще никто не остался в обиде на крепкого духом и телом пенсионера, бывшего егеря, за напрасно потраченное время. К нему даже иностранцев привозили, и те воочию убеждались, каково промышлять дичь в первозданной дремучести сибирской тайги.

И на сей раз Палыч тоже встречал зарубежного гостя в сопровождении переводчика и нескольких приятелей, знакомых ему по прежним сафари. Причем, встречал не кого-нибудь, а самого настоящего американца.

Бывалого охотника сразу заинтересовал седой высокий мужик, отрекомендовавшийся через переводчика никем иным, как контр-адмиралом в отставке седьмого флота США. Заинтересовал даже не столько сам "правдашный" адмирал, сколько его оружие: винчестер восьмого калибра. Судя по всему, подарочный, эксклюзивный экземпляр.

– Этакой пушкой можно слона одним выстрелом завалить, – с некоторой профессиональной завистью усмехнулся Палыч, посмотрев на вооружение янки. Адмиралу перевели, и он самодовольно закивал в ответ, любовно похлопывая ладонью по прикладу:

– О, биг хантер, биг бир, тушут, окей.

– Он желает, – пояснил переводчик, – участвовать в большой охоте, чтобы подстрелить огромного медведя, за тем сюда и прибыл.

– С таким стволом добыть зверя без проблем, – согласился

Палыч, – косолапых нынче кругом полно, все отъевшиеся, от избыточного жира добродушные. Человека не пугаются, близко подпускают.

В тайгу выехали с утра и лишь к обеду по холмистому бездорожью добрались до заимки, представлявшей собой крохотную бревенчатую избенку с низкой дверцей и единственным крохотным оконцем. Внутренний интерьер составляли полати из соснового вершинника, да прогоревшая насквозь местами железная печурка.

Американец, едва вошел, деловито бросил на полати рюкзак, развязал его, достал патроны и принялся сноровисто заряжать свой винчестер.

"Опытный, видать, с ним хлопот не будет", – подумал Палыч, а вслух произнес:

– Переведите сэру, пускай малость в избушке посидит, передохнет с дороги, а я к лабазу схожу за топором и прочим инвентарем, тут недалеко.

Палыч двинул по едва заметной тропке, и как-то так вышло, что за ним, непринужденно болтая о том да о сем, потянулись остальные. Кроме адмирала, который, потрясая оружием, дал ясно понять: он остается, поскольку ему сам черт не брат.

Отошли от заимки на сотню-другую метров, как переводчик испуганно вскрикнул, показывая дрожащей рукой на ближний косогор. По травянистому гребню неторопливо шествовала крупная медведица с двумя детенышами, забавно семенившими по сторонам.

– Нынешний приплод, зимний. Мелкота, – бросив мимолетный взгляд на зверей, проговорил на ходу Палыч, – хотя конечно, самка с детями, это опасно, еслиф ружьишко дома забудешь.

– Посмотрите, куда они направляются! Точно к нашей заимке. А там адмирал, – всполошился было переводчик, но Палыч, снисходительно усмехнувшись, успокоил:

– Да не переживайте вы за своего сэра, ни хрена с ним

не сделается. Он своей пушкой, случись чего, от танка отобъется.

И верно, едва повернули от лабаза обратно, как со стороны заимки гулко затрещали выстрелы. Один, другой, третий, четвертый, пятый…

– Живой наш американец, – заключил Палыч и прибавил шагу, – а возможно даже и с трофеем. Пошли быстрей, поглядим.

Минут через пять минут все осторожно приблизились к избушке, опасливо поглядывая по сторонам. О каком-либо присутствии косолапых ничего не свидетельствовало. Если не считать кучек свежего медвежьего помета, которого здесь прежде не наблюдалось.

– Гляди, как мишек-то напугал, – по примятостям на траве определил опытный Пылыч, – со страху, видно, обо…лись да в тайгу рванули что есть мочи. Интересно, где сам мореход?

Палыч приоткрыл было дверь, но тут же отпрянул назад, прошипев переводчику:

– Скажи своему придурку, чтобы убрал ружье, а то срельнет, не ровен час. Вдруг у него еще заряд остался?

Переводчик, впрочем, уже сообразил, что делать, и прокричал несколько слов по английски.

Когда все, толкая друг друга, ввалились вовнутрь, то увидели такую картину: адмирал, мелко трясясь всем телом, стоял на полатях, неуклюже уперевшись головой в потолок и, затравленно озираясь по сторонам, водил стволом винчестера вокруг себя.

– Бир, бир, – беспрестанно повторял он одно слово побелевшими губами. Мотня штанов у американца была мокрой, и с нее еще продолжало капать вниз. И все вдруг почувствовали терпкий тяжелый дух, наполнивший избушку.

– Господи, да ведь он того. Обклался, сердешный, – первым догадался Палыч и зычно загоготал: – Во, дает америка. Многое повидал, но чтобы такое…