Благодарность

Грусть! что грусть? Это так только тебе кажется, Федор! а впрочем, и вправду, может быть грустно под- час. Это от холостой жизни. Тебе нужно жениться... эх, брат Федор, сказал бы я тебе штуку, да, пожалуй, и не понравится.

Ангст лукаво потряхивал ногой и ждал, чтоб он высказался.

- Или сказать? Ну, скажу. Кабы ты Дарью-то мою взял, как она выйдет из пансиона: спокойно бы тогда старик умер, ей-Богу, спокойно.

- Вы меня поразили, Николай Николаич! Признаюсь, это меня удивляет!., я ужасно желал бы сам этого. Но Дарья Николаевна так молода, а я уж...

- В летах что ли? Эх, да кабы я в тридцать был таким, как ты теперь, то вот бы как спасибо сказал. Ну, теперь возьми ты меня, - продолжал он, махая руками, - что я?

ну, что я?.. Хлам, чистый хлам; не понимаю, из чего жить хлопотал?.. Просто ни к чему. Что дом-то нажил? Да ты спроси, как я его нажил... это не то, что ты... ты благородный человек, Федор Федорыч.

- Но может быть, - задумчиво возражал Федор Федорович, - им кто-нибудь понравится... Против страстной любви, я полагаю, невозможно!..

- Вздор, - кричал Васильев, - вздор. Я сам женился по любви... еще когда?

когда у меня ничего не было... а какое наслаждение - решительно никакого... Как пошла по ребенку в год отсчитывать Марья Карловна-то... как завизжали... Вот тебе и любовь! а к столу-то что? Щи, каша, каша, щи, щи... А там Бог убирать их стал! Опять, говорит жена, горе... и плакса сама была. О-о, плакса покойница... Только вот что хорошо: аккуратна была! На кухню, в погреб, на рынок, в город, к горшку - везде сама... Ну, а я, грешник, признаюсь, смерть, бывало, не люблю, как от нее чем-нибудь кухонным пахнет. Решительно никакой поэзии не было! Так и в гроб пойду!

- Но вы боролись, Николай Николаич! Вы победили жестокость рока...

- Боролся? С судьбою-то? С чего ж ты это взял? - воскликнул отставной секретарь, презрительно отворачиваясь от него - Нет, не боролся, совсем не боролся, - отрывисто прибавил он.

Оба молчали.

- А как ты думаешь, брал я взятки, или нет? - спросил он, несколько погодя, Федора Федоровича.

Ангст не знал, что сказать.

- Молчи, молчи, брат... так и надо; сказал бы, что не брал, так я, у! как бы рассердился. Люблю правду! брал, брал, душа моя... как еще подчас и дурно брал...

Этакая бесхарактерность какая-то была... а не то, чтоб я зол был, или совсем бесчестен.

Кабы дома жить было по краснее, не брал бы...

И старик понурил свою седую голову...

- А теперь бок болит, да и болит... с тех пор, как от должности отставили. А ты знаешь, за что меня отставили?

- За что?

- За то, что я... Да вот, как дело было. Был процесс у помещика Лукутина с Поповой, помещицей, еще от мужа остался не кончен. Его-то статья была поправее...

Да богат, негодяй, был... Ходит, рожа, с цепью, бывало, мародер этакой! Он мне тысячку в руку... Я и того... Вдруг, брат, от Поповой-то записка. Я к ней... Просит, говорит, я не пожалею денег, сколько могу. Дом в деревне маленький у нее, да все так чисто, хорошо, сама, знаешь - этакое что-то приятное в лице, а уж лет тридцать на лицо, бледная, в чорном шолковом капоте. Деток двое, просто ангелы. Я больше для детей... говорит, и повела меня в садик гулять. Я, признаться, забыл тогда, что есть Марья Карловна на свете. Кофеем прежде напоила и повела в сад. И заплакала, как стала о детях говорить. Я сейчас: не тревожьтесь, сударыня! Я за правым делом не постою, Да в ее сторону и повернул оказию-то. Ну вот Лукутин в высшую инстанцию, да меня за неправости с места долой. Хорошо, что из-под суда-то избавили... А все-таки это значит, брат Федор, чувство у меня было! Вот ты, Федор, - продолжал Васильев после короткой задумчивости; - ты как-то здоров, Бог с тобою... Лицо у тебя цветущее, сердце доброе... честный малый... Жена с тобою не пропадет; довольна будет, хоть бы даже совсем тебя не любила. Не в Москву же мне дочь везти! А здесь, что и есть на примете молодежи - все или дрянь, или богач. Куда мне с ней? Вот, хоть бы тот, Чикровский... знаешь Евлампия Иваныча сынишка-то? хвалят, что честен, на теплом местечке сидит, взяток не берет... не хочет грешить, зачем? честен... Да уж лучше бы он брал!.. Взятка ' взятке рознь... Взяток не берет, да и денег у него зато никогда нет. Все на перчатки и галстухи тратит; к начальнику ездит. Это, говорит, для карьеры полезно! а какая карьера? Видел я, как его у начальника-то принимают: с дверей, да со стенок пыль спиной сметает, шевельнуться не смеет... Так-то, брат Федор!

Незадолго перед смертью Николай Николаевич, лежа на диване, подозвал к себе дочь, которая тогда недавно только кончила пансионский курс.

- Дашенька, поди-ка сюда, - сказал он слабым голосом. - Надоел тебе старик, что ли? Все скрыпит, да скрыпит, а?

Даша заплакала и стала цаловать руки у отца.

- А ведь и ты добрая, Дашечка? Добрая девчоночка... удружи-ка отцу!...

- Что прикажете, папенька?