Такое заболевание, как потеря аппетита, является непосредственным продуктом не-благодати. Если поддерживать идеал красивых, стройных моделей, то молодые девушки будут морить себя голодом, чтобы достичь этого идеала. Странное порождение современной западной цивилизации, потеря аппетита никогда не была раньше известна в истории и чрезвычайно редка в таких местах, как современная Африка (где предметом восторгов является полнота, а не худоба). Все это имеет место в Соединенных Штатах, являющихся, по общему мнению, эгалитаристским обществом. Другие общества очистили свою не-благодать, пропустив ее через жесткую социальную систему, основанную на делении на классы, расы или касты. В Южной Африке каждый гражданин обычно причисляется к одной из четырех категорий расы: белой, черной, цветной или азиатской (когда поступили протесты от японских инвесторов, правительство ввело новую категорию — «достойные белые люди»). Кастовая система в Индии была настолько запутанной, что в тридцатых годах англичане открыли для себя новую касту, с которой они не сталкивались в течение трех столетий своего пребывания в Индии. Бедные существа, которым была отведена роль стирать одежду Неприкосновенным, верили, что они оскверняют более высокие касты одним своим видом, поэтому они показывались на улице только ночью и избегали любого контакта с другими людьми.
Газета «Нью-Йорк Тайме» недавно опубликовала серию статей о преступности в современной Японии. Авторы статей пытались выяснить, почему на каждые сто тысяч граждан в Соединенных Штатах приходится 519 преступников, в то время как в Японии только 37. В поисках ответа репортер из «Нью-Йорк Тайме» взял интервью у одного японского мужчины, который только что отбыл срок своего наказания за убийство. За те пятнадцать лет, которые он провел в тюрьме, его не посетил ни один человек. После освобождения его жена и сын повидались с ним только для того, чтобы сказать ему, чтобы он никогда не возвращался в их деревню. Три его дочери, теперь уже вышедшие замуж, отказались от встречи с ним. «Я думаю, что у меня четверо внуков», — печально сказал мужчина. Он никогда не видел даже их фотографий. Японское общество нашло способ обуздать силу не-благодати. В культуре, которая ценит человека, умеющего «сохранить свое лицо» нет места для тех, кто приносит с собой бесчестие.
Даже семья, где люди связаны узами родства, а не случайных симпатий, дышит отравленными парами не-благодати. Рассказ Эрнеста Хемингуэя открывает нам эту правду. Отец одной испанской семьи решает помириться со своим сыном, который сбежал в Мадрид. Уже сожалея о ссоре, отец дает следующее объявление в газету «El Liberal»:
«Пако, давай встретимся у отеля Монтана во вторник в полдень. Все прощено. Папа». Пако — распространенное имя в Испании, и когда отец приходит на эту площадь, он находит восемьсот молодых людей по имени Пако, ждущих своих отцов.
Хемингуэй знал о не-благодати, царящей в семьях. Набожные родители Хемингуэя посещали евангелический Уитон-колледж, ненавидели свободную жизнь, которую вел Хемигуэй, и через некоторое время мать запретила ему появляться ей на глаза. Однажды на день рожденья она прислала ему по почте вместе с тортом пистолет, из которого застрелился его отец. В другой раз она написала ему письмо, в котором говорилось, что жизнь матери похожа на банк: «Каждый ребенок, рожденный ею, приходит в мир, имея большой и надежный банковский счет, который кажется неисчерпаемым». «Ребенок в раннем возрасте,- продолжала она,- только снимает деньги со счета, ничего на нем не оставляя. Позднее, когда ребенок вырастает, его обязанностью становится восполнить истраченную сумму». Далее мать Хемингуэя продолжила описывать все те специфические способы, к которым Эрнест должен был прибегнуть, чтобы «сохранить капитал и содержать счет должным образом». Это цветы, фрукты или сладости, ненавязчивая оплата материнских счетов и, помимо всего прочего, готовность прекратить «пренебрегать своими обязанностями по отношению к Богу и твоему Спасителю Иисусу Христу». Хемингуэй никогда так и не смог преодолеть ненависть к своей матери или к ее Спасителю.
Подчас благодать нуждается в звуках — высоких, легких, воздушных, чтобы перекрыть монотонный фоновый шум не-благодати.
Однажды я засунул руку в карман брюк в одном фирменном магазине и обнаружил двадцатидолларовую купюру. У меня не было никакой возможности выяснить, кому она принадлежит, и менеджер магазина сказал, что я могу оставить ее себе. В первый раз я купил пару брюк (тринадцать долларов) и вышел из магазина с чистой прибылью в кармане. Я переживаю это ощущение каждый раз, когда надеваю эти брюки, и рассказываю об этом моим друзьям, как только подворачивается подходящий случай.