Благодать

Столь мучительное положение не могло продолжаться без конца, не нарушая душевного равновесия бедной г-жи Дюперье. Вскоре она пожаловалась на то, что свет ореола не дает ей заснуть. Дюперье, пользовавшийся иногда этим божественным источником, чтобы почитать Евангелие, не мог отказать супруге в обоснованности ее претензий и начал испытывать острое чувство вины. Наконец, некоторые события, весьма печальные по последствиям, довели недомогание г-жи Дюперье до острого нервного кризиса.

Однажды утром по дороге на работу в нескольких шагах от дома, на улице Габриель, Дюперье встретил похоронную процессию. Как правило, насилуя свою природную вежливость, при встрече со знакомыми он ограничивался прикосновением к шляпе, но при встрече со смертью не счел возможным уклониться от обнажения головы. Множество торговцев, скучавших на пороге своих лавок, протерли глаза при виде ореола и немедленно объединились для выяснения его происхождения. Когда г-жа Дюперье вышла за покупками, в нее вцепилась вся компания, и, растерявшись, она принялась отрицать с такой горячностью, которая не могла не показаться подозрительной. В полдень вернувшийся к завтраку муж застал ее в столь возбужденном состоянии, что у него появились опасения за ее рассудок.

— Сейчас же сними ореол, — кричала она. — Снимай его немедленно! Не хочу его больше видеть!

Дюперье в бесчисленный раз продемонстрировал ей, что не в их власти было от ореола избавиться, тогда голосившая супруга заявила:

— Если бы ты хоть немного был ко мне привязан и питал бы хоть каплю чувства, то уж, верно, нашел бы средство снять его, но ты был и остаешься эгоистом.

Из осторожности Дюперье не подал виду, что слова супруги заставили его задуматься. Новый инцидент на следующий же день еще больше продвинул его в этом направлении. Дюперье никогда не пропускал первой мессы, и с тех пор, как на него снизошла благодать, он слушал ее в соборе Сакре-Кёр. Ему поневоле приходилось снимать шляпу, но церковь достаточно велика, и в этот утренний час паства так немногочисленна, что всегда можно спрятаться за колонной и остаться незамеченным. Но в то утро он, наверное, не проявил должной осмотрительности. По окончании службы, у выхода, какая-то старая дева бросилась ему в ноги с криком:

«Святой Иосиф! Святой Иосиф!» — и целовала полу его пальто.

Не блещущий особыми талантами, святой Иосиф все же — отличный святой, но его скромные домашние добродетели, занятие ремеслом, добродушие и снисходительность, кажется, сослужили ему дурную службу. Действительно, есть немало людей, даже среди самых набожных, которые, не отдавая себе в том отчета, с наивным сочувствием относятся к его роли в Рождестве, Образ добродушного простака еще потому так устойчив, что на него накладывается образ другого Иосифа, уклонившегося от авансов жены Потифара. Г-жа Дюперье и так была не особенно высокого мнения о предполагаемой святости своего мужа, но эта восторженная старая дева, призывающая его громким голосом как святого Иосифа, окончательно выставила ее на посмешище и дала ей почувствовать всю меру ее стыда. Не помня себя от гнева, она прогнала обожательницу ударами зонтика и разбила не одну стопку тарелок. Мужа она встретила хорошей истерикой, потом, придя в себя, сказала решительно:

— В последний раз я требую, чтобы ты избавился от него. Я знаю, что это в твоих силах. Да ты и сам знаешь.

Он понурил голову, не осмеливаясь спросить, что она замыслила, но жена высказалась до конца: