Вытесняя из себя зло, Кинг пытался проникнуть в национальный источник поругания нравственности — план, который мои друзья и я были неспособны понять. Многие историки указывают на один из эпизодов как на момент, в котором движение достигло, наконец, того, что недовольные массы поддержали гражданские права. Это произошло на мосту через Сельму, штат Алабама, когда шериф Джим Кларк приказал своим полицейским стрелять по безоружным черным демонстрантам.
Конные солдаты пустили своих коней галопом на толпу демонстрантов, размахивая своими дубинками, круша головы и опрокидывая тела на землю. Пока белые, наблюдающие за этим со стороны, ликовали и смеялись, солдаты пустили в толпу мечущихся демонстрантов слезоточивый газ. Большинство американцев впервые увидели эту сцену, когда канал Эй-Би-Си прервал показ своего воскресного фильма «Нюрнбергский процесс», чтобы показать отснятый материал. То, что сидящие у экранов телевизоров увидели вживую из Алабамы, было похоже на те ужасы, которые они смотрели в фильме про нацистскую Германию. Восемь дней спустя Президент Линдон Джонсон представил на рассмотрение Конгресса Соединенных Штатов «Акт избирательного права 1965 года».
Кинг развил утонченную стратегию войны, оружием в которой была благодать, а не порох. Он никогда не отказывался встречаться со своими врагами. Он противостоял политике, а не отдельным личностям. Самое важное заключалось в том, что он отвечал на насилие ненасилием, и на ненависть любовью.
«Давайте не будем пытаться утолить нашу жажду свободы, испив из чаши горечи и ненависти, — учил он своих последователей. — Мы не должны позволять нашему творческому протесту деградировать до уровня физического насилия. Вновь и вновь мы должны подниматься к величественным высотам, объединяя силу тела и силу души».
Коллега Кинга Эндрю Янг вспоминает о тех бурных днях как о времени, когда они пытались «спасти жизнь черных и души белых». Кинг сказал, что их настоящей целью была не борьба с белыми, а пробуждение в угнетателе чувства вины и желание бросить вызов его ложному чувству превосходства… Итогом этого является примирение, искупление, создание общества, живущего по законам любви. И это то, чего в конце концов добился Мартин Лютер Кинг Младший, пробудив даже таких упертых расистов, как я. Сила благодати обезоружила мое собственное упорство во зле.
Сегодня, когда я оглядываюсь на свое детство, то чувствую стыд, угрызения совести и раскаяние. У Бога ушли годы на то, чтобы пробиться через броню моего закоренелого расизма. Интересно, избавился ли кто-нибудь из нас от него более безболезненно? Теперь я считаю этот грех одним из самых серьезных, по всей вероятности, оказывающим наибольшее влияние на общество. В эти дни я слышу много разговоров о низшем классе и о кризисе в городской Америке. Специалисты один за другим клеймят наркотики, падение ценностей, бедность и разрушение семьи как ядра общества. Интересно, не являются ли все эти проблемы следствием более глубокой, скрытой от глаз причины - нашего векового греха расизма?
Несмотря на нравственный и социальный отход от расизма, нация каким-то образом не раскололась, и люди всех цветов кожи даже на Юге влились в демократический процесс. Теперь уже в течение нескольких лет Атланта выбирает на пост губернатора афроамериканцев. И в 1976 году американцы наблюдали необычную сцену. Когда Джордж Уоллэс появился перед лидерами черного населения, чтобы принести свои извинения за поведение по отношению к черным. Извинение было повторено по телевидению на всю страну.
Поступок Уоллэса (а ему необходимы были голоса черного населения в сложной предвыборной борьбе за пост губернатора ) было проще понять, чем реакцию, которая последовала в ответ. Лидеры приняли его извинение, и граждане с черным цветом кожи простили его, единодушно проголосовав за него. Когда Уоллэс отправился просить прощения у Баптистской Церкви в Монтгомери, где Кинг начал движение за гражданские права, среди лидеров, которые пришли простить его, были Коретта Скотт Кинг, Джесси Джексон и брат убитого Эдгара Иверса.
Даже церковь, которую я посещал в детстве, научилась раскаянию. Когда у церкви поменялись соседи, посещаемость упала. Когда я посетил службу несколько лет назад, я был шокирован, обнаружив только пару сотен верующих, рассеянных по большой церкви, где в годы, когда я был маленьким, собиралось полторы тысячи человек. Церковь казалась проклятой, пришедшей в упадок. Она пробовала новых пасторов и новые программы, но ничего не помогало. Хотя ее лидеры пытались привлечь туда афроамериканцев, почти никто из соседей на это не отреагировал.