Благодать

Кемпбелл ответил, что хотя тот был одним из самых приятных парней, каких ему довелось знать, правда заключается в том, что каждый из нас — грешник. В этом смысле, да, он был «незаконнорожденным».

«Хорошо. Томас Коулмэн незаконнорожденный?» — продолжал П.Д.Ист. На этот вопрос Кемпбелл нашел ответ гораздо быстрее. Ясное дело, что убийца был незаконнорожденным.

Тогда П. Д. Ист придвинул к Кемпбеллу свой стул, положив свою худую руку ему на колено и посмотрев прямо в его покрасневшие глаза, спросил: «Как ты думаешь, какого из этих двух незаконнорожденных Бог любит больше?» Вопрос попал в точку, в самое сердце. В своей книге Кэмпбелл пишет: «Неожиданно все стало ясно. Все. Это было откровение. Винные пары, которые были в нас, казалось, осветили и усилили его воздействие. Я прошел через всю комнату к окну и открыл ставни, не находя сил отвести взгляд от уличного света. И заплакал. Но плач растворялся в смехе. Это было странное ощущение, которое я переживал. Я помню, как я пытался отделить скорбь от радости. Отделить причину своих слез от причины своего смеха. Тогда вскоре все стало ясно. Я смеялся над самим собой, над двадцатью годами христианского служения, которые, хотя я сам того не понимал, превратились в служение либеральной софистике…Я согласился с тем, что сама идея- человек мог пойти в магазин, где несколько безоружных людей пьют газировку с сиропом и едят печенье, и выпалить в одного из них из пистолета, выбив из него легкие, сердце и кишки, а потом навести его на другого и выпустить в него несколько пуль, которые пройдут через его плоть и кости, и Бог отпустит этого человека на свободу — была выше моего понимания. Но если это как раз не тот самый случай, то тогда нет Евангелия, нет Благой Вести. Если это неправда, то у нас только недобрые вести, мы остаемся наедине с законом».

То, что Уилл Кемпбелл познал в ту ночь, было новым познанием благодати. Благодать дается свободно и распространяется не только на тех, кто не заслужил ее, но и на тех, кто, в действительности, заслуживает обратного: на членов ку-клукс-клана в той же степени, что и на защитников гражданских прав, на П. Д. Иста в той же мере, что и на Уилла Кемпбелла, на Томаса Коулмэна равно, как и на Джонатана Дэниэлса.

Это откровение укоренилось в Уилле Кемпбелле так глубоко, что он был потрясен благодатью. Он сообщил свою позицию в Национальный Совет Церквей и стал, как он сам себя назвал, «апостолом для бедняков», при этом изменив смысл этого понятия. Он купил ферму в штате Теннеси и сегодня с той же радостью проводит время в кругу ку-клукс-клановцев и расистов, что и среди темнокожих меньшинств и белых либералов. Он увидел, что многие люди изъявляли желание помочь меньшинствам; но он не знал ни одного человека в мире, который бы согласился на служение Томасу Коулмэну.

Мне нравится история Уилла Кемпбелла, потому что я сам вырос в Атланте среди людей, которые носили расизм как эмблему чести. Если быть кратким, я люблю историю Кемпбелла, потому что какое-то время я больше был похож на Уилла Кемпбелла, чем на Джонатана Дэниэлса. Я никогда никого не убивал, но я, без сомнения, ненавидел. Я смеялся, когда ку-клукс-клановцы подожгли крест на лужайке перед домом негритянской семьи, которая первой рискнула поселиться у нас по соседству. А когда убивали северян, как это произошло с Джонатаном Дэниэлсем, мои друзья и я пожимали плечами и говорили: «Да воздастся им, пришедшим сюда раздувать ссоры».

Когда пришло время, и я увидел себя таким, каким я был в действительности, презренным расистом, лицемером, который скрывался за маской Евангелия, живя по антиевангельским законам; когда подошло это время, я как утопающий ухватился за обещание благодати тем людям, которые заслуживают обратного. Людям вроде меня.

He-благодать временами отвоевывает прежние территории, соблазняя меня поверить, что мое «я», на которое теперь снизошло откровение, отныне нравственно превосходит босяков и расистов, которые еще не видели света. Но я знаю правду, что «Христос умер за нас, когда мы были еще грешниками». Я знаю, что встретился лицом к лицу с любовью Бога, когда был дурнее, а не лучше всего, и что удивительная благодать спасла потерпевших крушение, вроде меня.

Глава 12

Ничего удивительного

И здесь теперь в грязи и пыли распускаются лилии Его любви.

Джордж Херберт

Ничего нечистого

Только однажды в своей жизни я отважился прочитать проповедь детям. В то воскресное утро я, смущаясь и распространяя вокруг себя подозрительные запахи, принес с собою пакет из магазина и во время службы пригласил всех детей, пришедших в церковь, подняться ко мне на кафедру, где я постепенно раскрывал содержимое пакета.