Благодать и стойкость: Духовность и исцеление в истории жизни и смерти Трейи Кимам Уилбер

Впрочем, главный параметр тестов Гонзалеса состоял в общем индексе туморальной активности, которая измеряется в пределах шкалы от нуля до пятидесяти. Те случаи, когда индекс достигает 45 или выше, Гонзалес считает неизлечимыми, смертельными. Индекс Трейи был 38, то есть очень высокий, но все-таки в тех рамках, где возможны улучшения или даже ремиссия.

В программе Келли — Гонзалеса было одно чрезвычайно тревожное обстоятельство: даже если лечение помогает, в организме происходят изменения, которые диагностически неотличимы от интенсивного роста раковых опухолей. К примеру, когда энзимы атакуют опухоли и начинают их растворять, последние разбухают — стандартная гистаминная реакция, которая на компьютерной томографии выглядит так, словно опухоль растет. Дело в том, что пока не существует традиционных методик (за исключением хирургии и биопсии), которые позволили бы определить, что происходит с опухолью в момент уничтожения — растет она или просто разбухает.

Так начался, без преувеличений, самый изматывающий, нервозный и беспокойный этап нашего путешествия. Когда энзимы начали свою работу, компьютерная томография выдала данные, которые выглядели так, словно опухоли неожиданно стали разрастаться. И одновременно анализ крови по методике Гонзалеса показал, что общий индекс туморальной активности у Трейи пошел вниз! Чему же верить? Трейя то ли стремительно шла на поправку, то ли стремительно умирала, но что именно — мы не знали.

Мы устроили у нас дома строжайший распорядок и стали ждать.

Именно в начале этого периода в Трейе произошел еще один важный внутренний переворот, что-то вроде отголоска того переворота, который заставил ее сменить имя с Терри на Трейя. Этот переворот не был таким драматичным и заметным, как предыдущий, но, по ощущениям Трейи, он был не менее, а то и более глубоким. Как всегда, он был связан с отношениями «бытования» и «делания». Трейя находилась в постоянном соприкосновении с деятельной стороной своей натуры; первый переворот был вызван тем, что она открыла в себе «бытийную» часть — женщину, тело, землю, художника (по крайней мере, так она все это видела). А недавний переворот был в большей степени связан с соединением «бытования» и «делания», слиянием этих начал в гармоническом единстве. Она сформулировала выражение «страстная безмятежность», которое идеально описывала суть этого процесса.

Я думала о кармелитках с их вниманием к понятию «страсть» и о буддизме, который, с другой стороны, такое же большое внимание уделяет понятию «безмятежность». Это противопоставление показалось мне более важным, чем вековой спор о существовании Бога, который обычно ведут представители этих групп и в котором я совершенно не вижу смысла. Мне неожиданно пришло в голову, что в обычном понимании слово «страсть» ассоциируется с влечением, желанием что-либо или кого-либо заполучить, страхом потерять это, жаждой обладания. А что, если ты испытываешь страсть, лишенную всего этого, не привязанную к чему-то конкретно, чистую и незамутненную страсть. Какой будет такая страсть, что она будет значить? Я задумалась о тех моментах во время медитаций, когда чувствовала, что мое сердце открыто, — это ощущение было прекрасным до боли, это было чувство страстное, но не связанное с влечением к кому-то или чему-то конкретному. И тогда у меня в сознании соединились эти два слова, составив единое целое. Страстная безмятежность. Страстная безмятежность. Ты испытываешь страсть ко всему в жизни, к своей связи с духом, ты проникаешься этим до самых глубин своего существа, но ты не испытываешь ни к чему влечения и ни за что не держишься — вот какой смысл обрело для меня это словосочетание. Оно показалось мне полным, совершенным, закругленным и бросающим вызов.

Все это кажется очень нужным мне, очень глубоким, очень соответствующим сути того, что прорабатываю много лет, начиная с перемены имени. Похоже, что первую часть своей жизни — до того как был обнаружен рак — я училась страсти. А вторую — безмятежности. А теперь учусь соединять их вместе. Как это важно! И, похоже, это умение медленно, но верно проникает во все сферы моей жизни. Я, как и раньше, могу идти разными путями. Но сейчас я, похоже, наконец-то ясно вижу дорогу этого «путешествия без цели».

Что же касается стоящей передо мной задачи, то она — в том, чтобы со страстью стремиться к жизни, но не держаться за результаты. Страстная безмятежность. Страстная безмятежность. Как это точно!

По большей части это была та самая рубка дров и таскание воды — работа, которую Трейя делала с хладнокровным рвением. Мы позволили себе погрузиться в мелочи и заботы повседневной жизни, которая теперь проходила под знаком невероятно строгих требований программы Келли — Гонзалеса. И стали ждать результатов тестов, от которых зависело наше будущее.