Благородна и благочестива

К побережью выехали почти на закате; путешествующие тотчас принялись за обустройство кострищ и приготовление пищи. Караваны тут останавливались не раз: почти всем нашлись ямы для костров, отделанные камнем. Мэма Софур успела отобрать лучшее место и споро принялась за стряпню, сумев ненавязчиво и без права на отказ привлечь в помощь пэра Нильса.

— Я скоро, — пообещала Камилла, захватив из повозки узелок с относительно чистым бельем. Оглянулась на соседние повозки, откуда уже выпрыгивали уставшие за тряскую дорогу путники. Нахмурилась, увидев единственный походный мешок у повозки новых соседей. Кажется, сохранностью имущества те не особо беспокоились.

— Гляди, — воровато оглянувшись, махнула мэма Софур. — Чего у наших новеньких-то из мешка выпало.

— Няня, — нахмурилась Камилла, разглядывая ровную коричневую пластинку. — Что это?

— Попробуй, — Софур отщипнула кусочек, ткнула в зубы воспитаннице. — Само во рту тает!

Камилла не удержалась от искушения, надкусила ворованную сладость и даже глаза зажмурила от удовольствия. Сладко! Тёрпко! Пахнет…

— Нельзя так, няня, — распахнув глаза, с сожалением проглотила остатки лакомства Камилла. — Чужое. От соседей. Нельзя…

— Но вкусно же, — возразила Софур.

— Но вкусно, — признала Камилла.

Кроме неё, купаться и стираться отправились ещё несколько женщин. Место выбрали подальше от стоянки и с холмистым склоном, загораживающим лагерь караванщиков от желающих искупаться. Свет от костров сюда не доходил тоже, мылись при свете звёзд и спешили, кто как мог. Поселений поблизости не было, а вот гавань с контрабандными судами имелась, и нежеланные встречи, как предупредили возницы, здесь случались. Оттого задерживаться тут не собирались тоже: глава каравана предупредил, что выдвигаются на рассвете.

— Мыло обронила, — недовольно пыхтела жена лавочника, хлопая по мокрым камням. — Тут где-то…

— Я поищу, — мило отозвалась Камилла. — Если найду, так занесу тотчас.

Дальнейшие бесплодные поиски расстроенной лавочницы ни к чему не привели; в конце концов женщина решила поиски продолжить на рассвете, перед выступлением, и припустила вслед за прочими соседками обратно в лагерь.

— Я скоро, — махнула Камилла. — Догоню вас!

Убедившись, что осталась одна, дочь Рыжего барона подняла руку над водой с зажатым в ней мылом и принялась с удовольствием водить им по длинным, густым медным волосам. Отмывалась тщательно, улыбаясь мыслям, так, что от мыльного куска почти ничего не осталось к концу омовения. Возвращать лавочнице оказалось нечего, при себе оставлять опасно, поэтому остаток мыла был благополучно растворён в солёной воде. Выйдя из моря, Камилла наспех отёрлась тряпицей и быстро, дрожа от ночной прохлады, накинула нижнюю сорочку — самую свежую из тех двух, что имелись. Встряхнула и расчесала волосы, надела платье, с наслаждением чувствуя сухую ткань на чистой коже. Нагнулась, чтобы подобрать с камней постиранные вещи.

— Помочь, красавица?

Камилла метнула взгляд на подобравшихся со стороны гавани безликих наблюдателей — в темноте не разглядеть лиц, да не больно-то и хотелось — медленно выпрямилась. Прикинула неутешительные варианты в голове.

— И не страшно одной? — хмыкнул один из развязных парней, подходя ближе. В свете луны показалась кожаная безрукавка да затёртые штаны. — Компанию составить, девка?

Камилла медленно поджала губы.

— Я бы вас послала, доблестные пэры, да вижу — вы оттуда, — процедила сквозь зубы дочь Золтана Эйросского, отступая к воде.

— Далеко не уплывёшь, рыжая, — осклабился второй, нарочито медленно расстёгивая пряжку на обвисших штанах. — Плавать-то мы, чай, получше твоего умеем. Да и в юбках не запутаемся. А плыть-то тебе и некуда — вона корабль наш на рейде болтается… и лодка в гавани — тоже наша. От каравана тоже не услышат — море надёжно хоронит крики. Проверено, красавица…

От злости перехватило в горле. Мерзавец был прав: одной против четверых не справиться. Не докричаться, не сбежать по скользким камням и не уплыть. Великой получилась цена за краденое мыло.

Камилла предприняла попытку — всего одну — бросившись вдоль берега к холму, за которым скрывалась стоянка караванщиков. Догнали сразу: бегать у морских контрабандистов получалось тоже лучше. Дочь Рыжего барона двинула локтем по зубам первому преследователю, получила по лицу от второго и упала бы на камни, если бы жадные руки не подхватили, не рванули на себя.

— Ну, не рыпайся, — хрипло запыхтели над ухом, пока Камилла молча отбивалась от чужих рук. — Попортишь же себя, дурная…

— Тварь ударила меня, — злобно рыкнул неудачливый преследователь. — Попортить всё равно придётся!

Больше всего в тот момент стало жаль свежего белья и чистого, после омовения, тела. Это стало первой и последней мыслью перед тем, как с холма их окликнул громкий, чистый голос:

— Прочь от неё!

— Это кто ещё? — не впечатлился державший Камиллу контрабандист, щурясь на спускавшегося с холма высокого мужчину. — Герой-любовник? А, рыжая? Твой, что ли?