Благородный демон

Он спрашивал себя: «Она соглашается от любви ко мне или из гордости? Впрочем, не все ли равно, не буду же я ломать себе голову о том, что у нее в душе. Если по любви — прекрасно, еще одна причина для женитьбы. Если из гордости — значит, она чудовище, и мне будет интересно жить вместе с чудовищем. Итак, ваши дела, — сказал он себе, — на верном пути».

Дневник Косталя

23 августа. — Вот уже пять недель, как я живу в настоящем аду: у меня нет ни достаточной любви, чтобы жениться, ни решимости на разрыв. Вчера, расставаясь, сказал ей: «Ваши дела все лучше и лучше». А сейчас утром опять в сомнениях. Пять недель голова занята, и сердце ни к чему не лежит. Жизнь одновременно и зажата, и растрепана. Каждое утро из-за самых пустячных поводов меняется настроение. Подхожу к окну и, завидя на улице смазливое личико, кричу себе: «Отказаться от охоты на кошечек, нет, это просто ужасно!» Заметка в газете о молодом крестьянине, который на вопрос мэра: «Берете ли вы в жены…» отвечает: «Нет», «и спасает себя от непоправимого», — добавил репортер, подразумевая, что «здравый смысл» считает это чем-то непоправимым. И во мне уже опять «нет».Но через минуту вспоминаю какое-либо ее словцо или ее плюшевого кролика и поворачиваю назад к «да». Эти непрерывные метания разрывают меня. Настроение меняется буквально каждую минуту.То я боюсь и ее, и ее мать, и все их семейство, то раздуваюсь, как парус, при мысли, что смогу сделать ее счастливой. (Раньше у меня были любовницы, которые доставляли мне счастье, а теперь завожу жену ради ее счастья. Всему свое время.) Сейчас, когда я пишу, мне больше всего хотелось бы уехать, например, в Марокко, к милой Радидже, и провести с ней три или четыре месяца, а потом, возвратившись, сделать Соланж своей любовницей. И ничего больше. У меня столько путающихся желаний, и они сменяются с такой быстротой, что я не успеваю даже выразить их.

И на что бы в конце концов я ни решился, несчастья надолго суждены мне. Если женюсь — это абсолютная неизбежность. Если нет, то и в своей возвращенной свободе все равно угрызения совести за причиненные ей страдания не дадут мне покоя. Да еще мысли, что, может быть, с нею мне было бы лучше и что еще не поздно, пока она не замужем..

Вот самая обывательская из всех драм. Если писать об этом роман, он будет ужасающе прозаическим и плоским, без единой неожиданности. Да так оно и должно быть, ведь, в сущности, брак — это гнусное дело. Все мои кризисы: отрочество, война, пресыщение счастьем, необходимость заниматься делом, хотя мне хотелось просто жить, все они не лишали меня чувства собственного достоинства. А этот? И все-таки в теперешней драме есть, несмотря ни на что, хоть немного благородства: во-первых, я хочу спасти свое творчество; с другой стороны, все зло в моей ужасной боязни причинить Соланж страдания. Но все равно дело мерзкое. Событие, называемое «браком», способно испортить все, что угодно.

24 августа. — Я хочу, чтобы вы забыли меня, и я хочу, чтобы этого не произошло. Именно таковы мои чувства, когда в вас нет нежности. Но стоит ей появиться, и мне кажется, что вы просто расчетливы. У нас самое мучительное — моя персона, и это всегда было именно так.

* * *

Если заболеваешь, то непременно по воскресеньям, когда аптеки закрыты, а врачи пьянствуют. Так и с деловыми советами в августе — Париж совершенно пуст. Ужасный август 1927 года. В зоопарке — этом позоре Франции — медведь ходит беспрестанно взад-вперед, лев лежит с помертвевшими глазами, только переваливаясь с лапы на лапу. Подобно этим зверям, которых замкнутое пространство сделало невротиками, Косталь, запертый в клетку своей придуманной любви, качается из стороны в сторону, как жалкая личность, нуждающаяся в совете и влиянии. И это от одной только мысли о женитьбе! Но разве виноват опустевший Париж в том, что у него нет никого, к кому он мог бы прийти за помощью. Виновата только его гордыня. Да будь Париж полон, все равно никто не появился бы. Рассказать кому-нибудь о своем дурацком положении — другу, родственнику — нет, никогда! И чтобы его увидели в подобном состоянии, всегда такого уверенного в себе, — ни за что! Лучше сделать глупость, пусть даже непоправимую. Эта женитьба может быть только сюрпризом абсолютно для всех. И сразу же, одним глотком, как принимают лекарство.