Благородный дом. Роман о Гонконге.

— Мне не нужно ничего от «Струанз»! — кричал он. — В сотый раз говорю тебе, я хочу уехать к чертовой матери из Гонконга, хочу вернуться в Штаты, хочу жить своей собственной жизнью, своим умом!

— А я повторяю тебе в тысячный раз, послушай меня. Я послал тебя в Аме...

— Давай я буду заниматься нашими интересами в Америке, отец. Пожалуйста. Дел там более чем достаточно! Ты мог бы предоставить мне пару мил...

— Айийя, слушай меня! Мы зарабатываем деньги именно здесь, здесь, в Гонконге и в Азии! Я послал тебя учиться в Америку, чтобы подготовить семью к жизни в современном мире. Теперь ты готов, и твой долг перед сем...

— Отец, но ведь есть Ричард и молодой Кевин. Ричард разбирается в бизнесе в десять раз лучше меня и рвется в бой. Или взять дядю Джейм...

— Ты будешь делать как я скажу! Милостивый боже, ты же знаешь, что этот американец Бартлетт исключительно важен для нас. Нам нужны твои зна...

— ...дядю Джеймса или дядю Томаса. Дядя Джеймс подошел бы тебе лучше всех, это было бы лучше всего для семьи и луч...

— Ты мой старший сын. Ты будешь главой семьи и компрадором после меня!

— Не буду, клянусь Богом!

— Тогда не получишь больше ни медяка!

— И что это изменит! Мы все живем на жалкие подачки, что бы ни думали про нас другие! Сколько у тебя денег? Сколько миллионов? Пятьдесят? Семьдесят? Сто...

— Если ты сейчас же не извинишься и не прекратишь нести весь этот вздор, не прекратишь раз и навсегда, я лишу тебя наследства прямо сейчас! Прямо сейчас!

— Приношу свои извинения за то, что рассердил тебя, но я не изменюсь никогда! Никогда!

— Даю тебе время до моего дня рождения. Восемь дней. Восемь дней на то, чтобы стать помнящим о своем долге сыном. Это мое последнее слово. Если к моему дню рождения ты не станешь послушным, я навсегда отсеку тебя и твою линию с нашего древа! А теперь убирайся!..

От переживаний у Джона Чэня аж живот подвело. Он не выносил этих бесконечных ссор, когда отец багровел от злости, жена заливалась слезами, дети замирали от страха, а его мачеха, родные и двоюродные братья злорадствовали: все хотят, чтобы он убрался, все его сестры, большинство дядюшек и все их жены. «Зависть, жадность. Черт с ним и с ними со всеми! — думал он. — Однако отец прав насчет Бартлетта, хотя и не в том смысле. Нет. Этот человек для меня. И эта сделка. Одна эта сделка — и я свободен навсегда».

Они почти прошли длинный, ярко освещенный зал таможенного досмотра.

— Идешь на скачки в субботу? — спросил Джон Чэнь.

— А кто не идет?

За неделю до того, к вящему восторгу всего населения, могущественный Скаковой клуб, обладавший эксклюзивной монополией на скачки — единственную официально разрешенную форму азартных игр в колонии, — выпустил специальный бюллетень, в котором говорилось: «Несмотря на то что официально сезон в этом году открывается только 5 октября, с любезного дозволения нашего сиятельного губернатора, сэра Джеффри Эллисона, распорядители приняли решение провести в субботу 24 августа День специальных скачек для удовольствия местных жителей и в качестве поощрения им за усердный труд и стойкое перенесение тягот второй по размерам нанесенного ущерба засухи в нашей истории...»

— Я слышал, что у вас в пятом заезде идет Голден Леди, — сказал Армстронг.

— По словам тренера, у неё есть шанс. Подходи к ложе отца, выпьешь с нами. Я послушал бы твои советы. Ты же у нас великий игрок.

— Просто удачливый. В любом случае мои десять долларов не сравнить с твоими десятью тысячами.

— Но ведь такое случается, лишь когда участвует одна из наших лошадей. Прошлый сезон был просто провальным... Вот бы выиграть... Я знал бы, куда деть эти деньги.

— Я тоже. — «Господи, — подумал Армстронг, — как мне нужно выиграть. Но тебе, Джонни Чэнь, абсолютно наплевать, выиграешь ты десять либо сто тысяч или проиграешь». Он старался совладать с поднимающейся завистью. «Спокойно, — сказал он себе. — Жулики — это реальность бытия, и твоя работа — по возможности ловить их, как бы они ни были богаты и влиятельны, и довольствоваться своим паршивым жалованьем, в то время как на каждом углу денег можно накосить хоть отбавляй. Чего завидовать этому ублюдку? Он все равно попался, так или иначе». — Да, кстати, я послал констебля, чтобы он провел вашу машину через ворота. Она будет ждать тебя и твоих гостей у трапа самолёта.

— О, вот здорово, спасибо. Прошу прощения, что доставил столько хлопот.

— Какие хлопоты... Так, чтобы поддержать престиж. Верно? Я понял, что для вас это, должно быть, весьма особый случай, если ты приехал встречать сам. — Армстронг не удержался, чтобы не подпустить ещё одну шпильку. — Как я уже говорил, для Благородного Дома и похлопотать не грех.