Благородный Дом. Роман о Гонконге

Потягивая вино, Данросс молча ждал. Громко тикали старые корабельные часы. Он не знал, что его ждет, и возбуждение росло. Над камином висел портрет молодой девушки в свадебном платье. Тесс Струан. Ей было шестнадцать, когда она стала женой Кулума, второго тайбаня, сына основателя компании Дирка Струана.

Данросс стал изучать картину. Окна вздрогнули от налетевшего шквала.

— Скверная ночь, — сказал он.

Старший родственник лишь бросил на него ненавидящий взгляд. Молчание затягивалось. И тут старые часы пробили восемь раз — полночь. Раздался стук в дверь.

— Войдите, — с облегчением проговорил Аластэр Струан, обрадовавшись, что можно начинать.

Дверь открыл Лим Чу, личный слуга тайбаня. Он отошел в сторону, чтобы пропустить Филлипа Чэня, компрадора компании «Струанз», а затем закрыл за собой дверь.

— А, Филлип, ты, как всегда, вовремя. — Аластэр Струан старался казаться веселым. — Шампанского?

— Благодарю, тайбань. Да, спасибо. Добрый вечер, Иэн Струан Данросс. — Филлип Чэнь обратился к младшему по возрасту с необычной официальностью. По-английски он говорил как настоящий британский аристократ, хотя в его жилах текла и европейская, и азиатская кровь. Ему было около семидесяти. Сухощавый, больше похожий на китайца, чем на европейца, очень красивый. Седина, высокие скулы, белая кожа и тёмные, очень тёмные китайские глаза. — Жуткая ночь, верно?

— Действительно, жуткая, Дядюшка Чэнь. — Данросс использовал это принятое у китайцев вежливое обращение к старшим, потому что уважал Филлипа в той же мере, в какой презирал своего кузена Аластэра.

— Говорят, тайфун будет страшный, — заметил Аластэр Струан, наливая шампанское в тонкие бокалы. Сначала он подал бокал Филлипу Чэню, а затем Данроссу. — Ваше здоровье!

Они выпили. Окна задребезжали под очередным шквалом.

— Какая удача, что в эту ночь я не в море, — задумчиво проговорил Аластэр Струан. — Ну что, Филлип, вот ты и опять здесь.

— Да, тайбань. Для меня это большая честь. Да, очень большая честь. — Он чувствовал напряжение между собеседниками, но не обращал на это внимания. Когда один тайбань Благородного Дома передает власть другому, разгул страстей — обычное дело.

Аластэр Струан сделал ещё глоток, наслаждаясь вином. В конце концов он заговорил:

— Иэн, у нас заведено, что кто-то должен быть свидетелем смены тайбаней. Это всегда наш действующий компрадор, и только он. Филлип, какой это уже раз?

— Я был свидетелем четыре раза, тайбань.

— Филлип знает почти всех из нас. Ему известно слишком много наших секретов. А, дружище? — Филлип Чэнь лишь улыбнулся. — Положись на него, Иэн. Он дает мудрые советы. Ему можешь доверять.

«Насколько любой тайбань вообще может кому-то доверять», — мрачно подумал Данросс.

— Да, сэр.

Аластэр Струан поставил бокал.

— Первое: Иэн Струан Данросс, обращаюсь к тебе официально — желаешь ли ты стать тайбанем компании «Струанз»?

— Да, сэр.

— Клянешься ли ты Богом, что все, что мы сейчас будем делать, останется в тайне и не будет раскрыто никому, кроме того, кто придет тебе на смену?

— Да, сэр.

— Поклянись официально.

— Клянусь Богом, что все, что мы сейчас будем делать, останется в тайне и не будет раскрыто никому, кроме того, кто придет мне на смену.

— Вот, читай вслух. — Тайбань передал ему пожелтевший от времени пергамент.

Данросс взял документ. Почерк тонкий и неразборчивый, но читать можно. Он взглянул на дату — 15 июля 1841 года, — и его волнение возросло.

— Это писал Дирк Струан?

— Да. В основном. Кое-что добавил его сын, Кулум Струан. У нас, конечно, есть фотокопии на случай, если с ним что-то стрясется. Читай!

— «Мое завещание накладывает обязательства на каждого наследующего мне тайбаня, и прежде, чем принять мое дело, он должен прочитать это завещание вслух и поклясться перед Богом в присутствии свидетелей — в соответствии с порядком, который установил я, Дирк Струан, основатель фирмы „Струан и компания“, — что принимает их и навсегда сохранит в тайне. Я требую этого, дабы увериться в угодной мне преемственности и дабы предвосхитить трудности, неизбежно ожидающие продолжателей моего дела из-за пролитой мною крови, моих долгов чести и непредсказуемости Китая, с которым мы неразрывно связаны и который, без сомнения, есть уникальное место на этой земле. Вот моя последняя воля и завещание.

Первое: единовременно в компании пребудет лишь один тайбань, и ему дана полная, абсолютная власть, он волен принимать всех остальных на работу и отстранять от неё, ему подчиняются все наши капитаны и все корабли и компании, где бы они ни находились. Тайбань всегда один, в этом его радость и боль. Никто не вправе вмешиваться в его личные дела, и все должны защищать его спину. Все его приказания надлежит выполнять, и образование любых комитетов, правлений или групп внутри компании в ограничение его абсолютной власти не дозволяется.

Второе: когда тайбань стоит на шканцах нашего корабля, он главнее даже капитана, и каждое его слово — закон, будь то боевой приказ или команда по управлению кораблем. До назначения на корабли все наши капитаны приносят клятву перед Богом.