Благородный защитник

Пейтон же пошел к себе, размышляя над словами Каллума. Мальчик дал клятву защищать детей. Пейтон и вся его родня сделают все возможное, чтобы мальчик смог ее выполнить. Каллум должен вступить во взрослую жизнь, имея за спиной годы учения и обладая всеми необходимыми навыками. У него должно быть оружие, которое понадобится ему, чтобы сообразно собственному желанию стать защитником невинных душ. Пейтон понимал, что, если он сумеет оставить после себя в мире такое наследие, ему будет чем гордиться.

Глава 3

— Где дети? — спросил Пейтон Йена Сильного, с которым столкнулся возле комнаты детей, в которой сейчас никого не было.

— Да они все встали с час назад или даже раньше и где-то тут бегают, — ответил Йен.

— Господи! Как же я вчера утомился, если даже беготня пятерых детей не разбудила меня!

— Да нет, эти детишки такие тихие, что сердце разрывается, глядя на них. Ходят, как маленькие привидения. — Йен печально покачал головой и стал спускаться с лестницы. — Моя Элис тоже ничего не услышала бы, не разбуди ее Мойра. Бедная девочка не смогла сама одеться.

— Мойра относится к нам с большим доверием, — заметил Пейтон, спускаясь вслед за Йеном.

— Моя Элис думает, что остальные малыши тоже перестанут нас бояться. Девочку, похоже, когда-то очень любила ее мать, так что она знает, что взрослые могут быть и добрыми. А маленькие мальчики, наверное, не так долго прожили у этого злодея, и потому он не успел полностью вытравить в них детскую доверчивость. А вот Каллум утратил почти полностью и то и другое еще прежде, чем этот проклятый сэр Родерик удостоил его своим вниманием. Ведь он же был беспризорником, жил на улице и вел ужасную жизнь, как бездомная кошка.

Пейтон вздохнул:

— Но он выжил. Он сильный мальчик. И хочет стать защитником обездоленных.

— И возможно, станет им, если только удастся научить его чему-нибудь. Не только резать глотки негодяям вроде сэра Родерика.

— Да, эта задача не из легких, — смеясь, признал Пейтон. — Впрочем, его кошмарное детство теперь может сослужить ему неплохую службу. Он закален, хорошо знает и темную сторону жизни. И возможно, в Каллуме никогда не было того, что ты называешь детской неиспорченностью и невинностью. — Пейтон нахмурился. — Однако что-то в этом мальчике кажется мне знакомым, как это ни странно. — Он пожал плечами. — Ну, не важно. Сейчас нас должно интересовать только одно — как избавить мир от Макая.

— Так вы собираетесь послать весточку родным?

— Нет, пока нет. Если я буду вынужден просить их поддержать меня в борьбе с кланом столь могущественным, как клан сэра Родерика, мне придется представить им хоть какие-то доказательства его злодейств, чтобы с их помощью в случае чего предотвратить межклановую войну. Придется, конечно, обратиться к ним, если Кирсти и детям будет грозить смертельная опасность или случится что-то, с чем мы не сможем справиться собственными силами.

— Полностью с вами согласен, — сказал Йен Сильный. — Пока попробуем справиться со злодеем сами.

Пейтон кивнул и направился к своему креслу. Кирсти расставила тарелки с едой перед детьми и теперь накладывала что-то себе. Пейтон сел рядом с ней. Каллум сразу уставился на него и ел, не глядя в тарелку. Остальные дети, поприветствовав хозяина, больше не обращали на него внимания, и занимались только едой. Для Пейтона становилось все более очевидным, что младших детей удалось спасти вовремя, прежде чем жестокое обращение искалечило их души. Они держались настороженно, и их легко было напугать, но ни в одном из них не чувствовалось ни яростной подозрительности Каллума, ни его гнева.

— Хорошо ли вы спали, миледи? — спросил Пейтон, беря себе хлеба и фруктов.

— О да, — ответила Кирсти. — Давненько мне не доводилось спать в такой мягкой, теплой постели. Еще и помыться перед сном, и поесть. Да здесь сущий рай!

— Но миледи ведь была замужем за знатным лордом? — удивилась Элис. Она поставила перед Пейтоном полную миску овсянки, подслащенной медом, и добавила овсянки детям, так и не дождавшись ответа от Кирсти. Вместо нее ответил Каллум.

— Да она его только раздражала и сердила, — сообщил он Элис, когда та села рядом с Мойрой.

— Вовсе я его не раздражала! — запротестовала было Кирсти.

— Нет, раздражала! Он сам сказал, когда запер тебя в последний раз в клетке, на неделю запер. Так прямо и сказал — раздражает, мол, она меня хуже чесотки.

— Ты говоришь, в клетку запирал? — не поверил своим ушам Пейтон.

— Мой муж полагает, что жены обязательно должны подвергаться телесным наказаниям, — вздохнула Кирсти и пояснила: — На крепостной стене замка Тейнскарра, что в полудне пути к югу отсюда, висит металлическая клетка. Время от времени он сажал меня в эту клетку, чтобы я могла прочувствовать всю глубину моих заблуждений. Неделя — самый большой срок, который я провела в этой клетке. Но почему вас так удивляет, что мой муж способен на жестокие поступки?

— Жестокость меня не удивляет, но меня поразило, что она выражается в подобных поступках. Неужели вы никогда не жаловались родственникам?