Благородство поражения. Трагический герой в японской истории

Имя Мусасибо Бэнкэй часто появляется в исторических записях при упоминании ближайших сподвижников Ёсицунэ, однако лишь в позднейших версиях легенды, в частности — „Сказании о Ёсицунэ“ он превращается в главное действующее лицо, выходит на первый план как мощный персонаж, олицетворяющий энергию, оптимизм и находчивость, которые покинули его хозяина в последние годы жизни.[198] В образе Бэнкэя все масштабнее, чем в реальной жизни, начиная с его замечательного рождения (он оставался во чреве матери восемнадцать месяцев); в детстве он был уже почти двух с половиной метров роста и силен, как сто человек, и до конца его жизни в качестве лояльнейшего последователя Ёсицунэ, где он предстает мужчиной ужасающего облика и колоссальных размеров, в черных доспехах и с разящей боевой палицей, способным на фантастические подвиги. Однако он не был просто безмозглым зверем: помимо физической силы, Бэнкэй выказывал чувство юмора, мудрость и (как мы можем видеть из сцены у заставы Атака), впечатляющую эрудицию. При всей своей бурно проявлявшейся яростности, он был человеком, располагавшим к себе и где-то даже мягким. Но прежде всего он являлся образцом лояльности, и его преданность своему господину лишь крепла по мере того, как положение последнего становилось все отчаяннее.[199]

Отношения этих двух людей напоминают дружескую связь Санчо Панса и Дон Кихота, — испанского рыцаря печального образа, представляющего редкий в западной литературе пример абсолютного героя-неудачника. В Японии XII века, как и в Испании XVI века, рыцаря, постоянно терпящего поражения, поддерживает грубый, находчивый спутник, обладающий непреклонным духом и вкусом к жизни. Одна из самых привлекательных черт и Ёсицунэ, и Дон Кихота — в том, как они оба принимают и даже приветствуют все проделки своих споспешников низкого происхождения, хорошо зная, что под слоем грубости лежит несокрушимый гранит силы и почтения. Есть и другие параллели между жизненными ролями двоих господ и их спутников. Так, и Санчо Панса, и Бэнкэй обретают все большую и большую значимость, а облик их становится все более обстоятельным. По мере того, как характер Дон Кихота становится все расслабленнее, заземленный здравый смысл его слуги обретает зрелую мудрость; точно так же, Бэнкэй компенсирует все возрастающую пассивность и пессимизм своего господина неожиданно проявившимися ученостью и умом.[200]

Другим персонажем, обретшим значимость в позднейших легендах, также представляющим идеальный образец лояльности и храбрости, является любимая наложница Ёсицунэ Сидзука, известная как самая красивая женщина Японии, а также как величайшая танцовщица своего времени. Это легендарное качество Сидзука подчеркивается сверхъестественным воздействием, которое оказывали ее танцы. В „Сказании о Ёсицунэ“ она танцует в присутствии отошедшего от дел императора, с помощью чего магическим путем прекращает ужасную засуху, павшую на страну на сто дней. В тот период, когда счастливая звезда Ёсицунэ стремительно закатывалась, страстно преданная ему Сидзука, стремится постоянно быть рядом со своим любимым и настаивает на том, чтобы сопровождать его, когда он оставляет столицу.[201] В пьесе театра Но „Сидзука в Ёсино“ рассказывается, что, когда Ёсицунэ преследовали люди Ёритомо, Сидзука отвлекла вражеских солдат, исполнив один из своих замечательных танцев и поведав им о прекрасном характере своего любимого. В тот раз ей удалось спасти героя, но после опасного кораблекрушения во Внутреннем море Бэнкэй настоял, чтобы она вернулась в Киото, так как ее присутствие замедляло их движение. Ёсицунэ, вошедший к тому времени в пассивную жизненную фазу, был вынужден согласиться, и между любящими происходит последнее душераздирающее прощание. Практически сразу же после расставания, Сидзука была предана одним из тех, кто должен был сопровождать ее в столицу.