Благородство поражения. Трагический герой в японской истории

В первый месяц после своего возвращения император сделал ряд важных назначении. Его сын, принц Моринага, получил высший военный пост Сёгуна. Это был титул, который победоносный Такаудзи желал получить себе, однако против принципов Годайго было награждать таким отличием кого-либо из военной семьи. Вместо этого Такаудзи был назначен главнокомандующим восточными провинциями и губернатором Мусаси. Но даже это многими придворными советниками Годайго расценивалось, как слишком большая честь, — они считали Асикага не более, чем восточными парвеню. Отношения Годайго и Такаудзи были, однако, пока еще в фазе медового месяца и, хотя император никогда по-настоящему не доверял генералу-перебежчику, он был намерен вознаградить его.[297] Среди остальных первоначально принятых Годайго мер, было учреждение Отдела Назначений — чрезвычайно важного департамента, рассматривавшего заявления и награды, и восстановления Отдела Регистрации, сформированного почти три века назад для управления малыми поместьями. В 1334 году император изменил название годов правления на Кэмму (слово, позже ставшее обозначением всего реставраторского движения) и приказал перестроить императорский дворец, — такие расходы казначейство вряд ли могло себе позволить.

В это время Масасигэ не играет особо выдающейся роли в делах государства. Будучи японским героем, он преуспевал в тяготах и опасностях, а не в благоприятных финалах. Традиционные описания, однако, подчеркивают чувство огромной благодарности императора герою после возвращения его в столицу. В «Хронике Великого Спокойствия» имеется следующая запись:

Кусуноки Тамон Масасигэ из охраны Среднего Дворца, вышел встречать [императора] с семью тысячами всадников. Фигура его была впечатляющей. Его Величество поднял занавес [паланкина] высоко и, приказав Масасигэ приблизиться, обратился к нему с благодарностью: «Скорый успех Великого Дела стал возможен исключительно благодаря вашей преданности в сражениях». Масасигэ поклонился и твердо отклонил честь, предлагаемую императором: «Если бы не мудрое правление Вашего Величества и не его божественное умение утихомиривать беспорядки, как могли бы жалкие выдумки несчастного слуги сделать возможным победу над столь могучим врагом?[298]»

К счастью, этот ответ на японском языке звучит не столь льстиво; в нем гораздо больше терпимости к выражениям типа «я, ничтожный», чем в английском. Судя по «Хронике», Масасигэ было дозволено ехать впереди эскорта императора на пути в Киото.[299] В 1333 году Годайго сделал его губернатором Сэтцу и Кавати — горных провинций, где проходили его основные бои, он также был повышен до пятого ранга; позже его назначили членом Отдела Регистрации и Отдела Назначений. Эти блага были несопоставимы с дарованными принцу Моринага и Такаудзи, однако для воина социального ранга Масасигэ они были достаточно щедрыми и вызвали основательное недовольство среди придворлой аристократии и у Асикага. Несмотря на их ропот, Годайго включил Масасигэ в круг своих приближенных, продолжая осыпать его милостями, как за исключительную преданность, так и будучи уверенным, что Масасигэ из-за своего низкого происхождения менее других способен бросить вызов императорскому правлению.[300]

Реставрация императора Годайго, целью которой было изменение всего хода японской истории, обернулась полным фиаско. Главной причиной этого стала непродуманная, беспорядочная практика раздачи наград тем, кто принимал участие в свержении камакурского режима Бакуфу. Большинство воинов, переметнувшихся на сторону роялистов, сделали это в ожидании соответствующей компенсации. Как красноречиво выразил это Джордж Сэнсом, «сквозь воинственные кличи и пышные речи феодальных воинов можно было расслышать неумолчный шопот: „Собственность! Собственность!“» [301] При новом же правящем режиме земельные награды даровались прежде всего придворным аристократам, практически ничем не способствовавшим победе Годайго. Эта и подобные ей несправедливости не могли не вызвать гнев вооруженных людей, наводнивших столицу в ожидании удовлетворения своих притязаний и столкнувшихся с бюрократическими оттяжками и коррупцией. Поскольку Годайго был уверен, что будет как править, так и управлять, он настоял на персональном подтверждении всех новых земельных держаний. В то время, как у возмущенных воинов отняли их десерт, сам он без колебаний позволил себе вопиющую роскошь вроде перестройки дворца. Такое наплевательское отношение к тем, кто поддержал его военной силой, ослабляло их веру в новое правительство, а надменное высокомерие восстановленной в правах аристократии зачастую заставляло жалеть об оставлении Камакура.[302]