Благословение Небожителей 1-5 тома (ЛП)

— Если ты не сдурел и не ослеп с перепугу, я могу дать лишь одно объяснение увиденному тобой. А именно — Аньлэ действительно ранил твоего отца мечом, но не насмерть.

— И советник… добил его?

Ци Жун возмущённо вскрикнул:

— Что ты такое говоришь! Мой дражайший двоюродный братец — добрейшей души человек, разве мог он сразу добить умирающего? Ему наверняка неловко было вот так без предисловий совершать убийство. Сначала надлежало соблюсти приличия и попытаться помочь раненому. Вот только… хе-хе, боюсь, что твой отец сам себя погубил.

— Что значит — сам себя погубил?

— Что первым делом захочет совершить человек, которого едва не убили, но потом спасли? Какое желание охватило тебя самого, как только ты увидел во Дворце Чистого Золота стольких убитых?

Лан Цяньцю, всё ещё не понимая, к чему он клонит, ответил:

— …Схватить убийцу.

— Вот и ответ! После того, как мой дражайший братец спас твоего отца, тот, едва перевёл дух, наверняка первым делом заявил: «Советник, скорее, это сделал князь Аньлэ, немедля убей князя Аньлэ!» Нет-нет, не только его, он наверняка сказал что-то ещё более ужасное, например: «Советник! Позови Цяньцю! Созывай всех! Убейте каждого отпрыска Сяньлэ в моём государстве! Я хочу, чтобы они были погребены вместе с умершими членами нашей семьи!!!»

Он столь точно изобразил полную гнева и отчаяния речь, что у слушателей пробежали мурашки по коже. Лан Цяньцю медленно побледнел. Ци Жун продолжал:

— Но даже если государь тогда не приказывал расправиться с ними, ведь твоя мать и остальная родня из выводка предателей были убиты Аньлэ прямо на глазах твоего отца, и он рано или поздно отдал бы приказ казнить всех потомков Сяньлэ в своём государстве. Твой драгоценный наставник, как это понял, подумал — так не пойдёт. Как ни крути — не годится, старикашку нельзя оставлять в живых. Поэтому он, конечно же, — хлоп! — и забрал у него последнюю надежду, пронзив сердце хладным клинком. Такой он, мой братец, всё строит из себя святого, который не терпит несправедливости, вот только каждый раз всё портит подобными выходками. И другим навредил, и себя погубил; хотел двум господам угодить^[92], в итоге обоих прогневал, хи-хи-хи, ха-ха-ха…

— Ци Жун, сейчас же закрой рот! — выкрикнул Се Лянь.

Лан Цяньцю резко повернулся к нему и перебил:

— Почему ты требуешь от него закрыть рот? Значит, он говорит правду? К резне во Дворце Чистого Золота причастны оба — ты и Аньлэ, один убил всю мою семью, другой добил отца. Вы все меня обманывали?!

Се Лянь было начал:

— Не слушай…

Но Ци Жун насмешливо заявил:

— Конечно, все тебя обманывали! Ты настолько глуп, что кого же ещё обманывать, как не тебя? Если бы тогда нам не помешали, люди Сяньлэ забрали бы твою собачью жизнь, когда тебе минуло двенадцать лет! Мы бы не позволили тебе пожить подольше, и тем более — вознестись на Небеса!

Лан Цяньцю переспросил:

— Двенадцать лет?

Но единственная опасность, с которой он столкнулся в двенадцать лет — это похищение разбойниками, когда его спас Се Лянь.

— Так тех разбойников, что проникли в императорский дворец, послали люди Сяньлэ???

— Кто же ещё! — выплюнул Ци Жун. — Ты думал, что какие-то обычные убийцы смогут украсть принца из-под носа у нескольких сотен солдат императорской охраны? Аньлэ не обошёлся бы без моей помощи!

Лан Цяньцю кивнул:

— Твоей помощи… Хорошо, я понял. Значит… значит, дружба была ложью. И для вас, людей Сяньлэ, наша доброта ничего не значила. И ваш князь Аньлэ не имел ни капли добрых намерений, лишь хотел забрать наши жизни. — Он повернулся к Се Ляню. — Значит, и все твои слова — ложь.

Ци Жун состроил любопытную мину.

— А ну-ка, скорее расскажи, что тебе наплёл мой святой двоюродный братец?

Лан Цяньцю не удостоил его вниманием, он обращался только к Се Ляню:

— Ты говорил, что Юнъань и Сяньлэ — народы одного государства, и простых людей не касаются розни правящих домов. Простой народ с обеих сторон всегда был одной семьёй, и наше поколение может всё изменить. Нужно лишь, чтобы простые люди жили в мире. И не важно, что происходит в правящей верхушке, обе стороны смогут преодолеть вражду, смогут снова стать единым целым. Всё это — ложь. Полная ерунда, чушь, враки!

Больше всего Се Лянь не хотел слышать от него подобные речи, он немедля возразил:

— Нет! Это не ложь. Подумай хорошенько, ведь ты действительно смог добиться этих изменений, разве нет?

Лан Цяньцю замолчал, грудь его перестала яростно вздыматься. Се Лянь продолжил:

— Ты ведь отлично справился с этим! Впоследствии народы Юнъань и Сяньлэ гармонично объединились. И распри в следующих поколениях заметно утихли. Разве это можно назвать ложью?

Лан Цяньцю долго молчал, а когда заговорил, из его глаз покатились слёзы:

— Но… но как же мои мать и отец? Объединение народов Юнъань и Сяньлэ было их самым большим чаянием, поэтому они и даровали последнему из вашего рода титул князя Аньлэ^[93]. Их желание исполнилось, но какой конец ожидал их самих?

Ци Жун презрительно съязвил: