Благословение святого Патрика

Она замолчала, глядя прямо перед собой. Да, эта девочка сейчас дельные вещи говорит, конечно. И не поспоришь, доводов не хватает. А впрочем – зачем спорить? У каждого своя правда. Наверное, хороший юрист из нее получится, деятельный, целеустремленный. Что ж, как говорится, дай бог.

Грустно усмехнувшись, она глянула Жене в глаза. Ох, какие они яростные, девочка готова сражаться до победы… И зачем-то произнесла напоследок:

– Умница, Женечка… А только, знаешь… Ты не слышала, наверное, но есть такая философия… Философия святого Патрика. Суть ее в том, что человеку не следует стыдиться быть самим собой… Он, знаешь, был совсем простым человеком, этот Патрик. И вел жизнь не столь совершенную, как другие святые. Обычной жизнью жил, грешной, как все мы. Но ему было не стыдно перед богом, потому что, как он сам проповедовал, он всегда сохранял чистоту сердца. Для него это было главное. Не слова, не внешние признаки, не атрибуты власти, а чистота сердца. Сердце первично, понимаешь? А прагматические соображения, общепринятые нормы – это вторично, ведь все это придумано и создано человеком… Нужно прислушиваться к сердцу и поступать так, как оно велит. И тогда в конце жизни можно сказать – я надеюсь, что поступал так, как должен…

– Теть Лиз, ну что вы… При чем тут… Когда он жил-то, ваш святой Патрик? Сейчас все это уже неприемлемо…

– Да, времена изменились, Женечка. А правда осталась. Люди сейчас считают бесконечно наивными тех, кто хочет быть искренними и надеяться на правоту своего сердца. Правда сердца, она всегда наивна и беззащитна. Но именно мало кто сейчас достигает гармонии с самим собой и с миром. Все забыли, что это такое и с чем его едят…

Девчонки молчали, глядели на нее с удивлением. Лиза говорила тихо, но в том, как она говорила, чувствовалась бесконечная уверенность в своей правоте. Тихая, едва слышная неколебимость. Ее собственная правда. Женя вскинулась, пытаясь, видимо, возразить, но тут же и замолчала, водила длинным ногтем по столу, не поднимая глаз. Ей даже неловко стало за эту молчаливую паузу… Хорошо, Машка выручила, пролепетала тихо, совсем не в тему:

– А у нас завтра первый экзамен, мам… По римскому праву…

– Да? – тут же встрепенулась Лиза. – Так что ж вы сидите со мной, как две клуши, разговоры разговариваете, философию философствуете? А ну, марш заниматься! Идите, идите, а я ужин буду стряпать! Идите, я позову, когда готово будет!

Девчонки ушли, несколько озадаченные. А она рассмеялась про себя тихо – надо же, святого Патрика себе на подмогу вызвала! Наивного святого с чистым сердцем, совершенно несовершенного святого…

Уже потом, накормив девчонок ужином, перемыв посуду и усевшись по привычке в любимое кресло, она снова прокрутила в голове их с Женей нечаянный спор… И подосадовала на саму себя – тоже, нашлась великая спорщица! Зачем кому-то навязывать свое мнение? Да еще и отстаивать его так яростно? Ну, думаешь что-то про себя, считаешь так, а не этак, и сиди себе, помалкивай! Глупо, право слово. А если так хочется поспорить, сама с собой поспорь. Тем более давно к этому привыкла – сама с собой рассуждать. Тогда и жесткой насмешливой оценки избежать можно. Или, например, неловкой паузы, за которой стояло явное Женино, вслух не высказанное, пренебрежение – совсем спятила, мол, тетка со своим святым Патриком…

Может, и спятила. Но от внутренней уверенности никуда не убежишь. Да, она была уверена – каждый человек уже готовеньким приходит на свет. Его душа, привычки, отношение к миру ему даны не воспитанием, не социальной средой и даже не родовыми генами, а даны кем-то неведомым, в готовом комплекте, собраны в маленький рюкзачок за спиной. Что дано, то и обязан нести всю жизнь. Потому что не зря дано. Потому что дающему сверху виднее, что и кому в этот рюкзачок положить.

Интересно, как этот «дающий» ей иногда представлялся. Добрый вполне дядька, похожий на средневекового алхимика. Стоит за огромным столом, а на столешнице перед ним – пустые пока рюкзачки… Вот он и бросает в каждый рюкзак всего по горсточке. Сюда – кротости и непритязательности, туда – глупости и самонадеянности, в третий – нахальной смелости… Бросил первую горсточку, задумался. Так, а не приправить ли кротость и непритязательность, например, талантом к литературному сочинительству? Хотя нет, для кротости, пожалуй, другой талант подойдет… А литературное сочинительство надо к нахальной смелости присобачить! Интересно же, что из этого комплекта получится!