Серефину нравилась Катя, и это настораживало, но, возможно, все дело было в его усталости. Он провел последние три года, убивая калязинцев, что тогда казалось ему совершенно справедливым. И, хотя война казалась несомненным оправданием его поступков, он хотел, чтобы она наконец закончилась. Вряд ли Серефин смог бы снова выйти на поле боя и сражаться с той же убежденностью, что и прежде. Одна упрямая калязинская клиричка и высокомерная царевна навсегда изменили его взгляд на эту войну, и он был благодарен им за это.
Но Транавия осталась совершенно беззащитной. Его это не устраивало. Он хотел мира, а не капитуляции. У него еще осталась гордость.
– Мы не знаем, жива ли Остия, – тихо сказал Серефин. Кацпер закрыл глаза, словно внутри него происходила какая-то борьба. – Я не могу оставить ее здесь.
– Конечно не можешь. За это она бы вырвала тебе второй глаз. Но если она не…
– Прекрати.
– Тебе нужно взглянуть правде в глаза.
– Нет. Нет. Ты, – он ткнул Кацпера в грудь указательным пальцем, – прошел через ад вместе со мной и Остией. Мы столько всего пережили, что какому-то проклятому лесу и кучке жалких богов нас не одолеть.
Кацпер поднял руку и переплел их пальцы, отчего сердце в груди Серефина предательски екнуло. Долгие недели Серефин находился в плену горячечного бреда, но теперь видел все кристально ясно.
– Мы ее найдем. А потом отправимся домой.
– Как ты собираешься искать ее, Сер?
– С помощью магии.
Кацпер затих. Серефина раздражал взгляд, застывший в темных глазах его возлюбленного: там светилось что-то, подозрительно похожее на жалость. Он схватил книгу заклинаний и раскрыл ее на случайной странице. Его сердце чуть не остановилось.
Знакомые слова превратились в нечитаемый шифр.
Серефина одновременно бросило в жар и в холод, будто его снова охватила сильнейшая лихорадка. Из груди вырвался прерывистый вдох, и Кацпер положил руку ему на плечо.
Он знал эти заклинания наизусть и работал с переплетчиком-подмастерьем, чтобы сшить все страницы воедино. Бедная девушка выглядела так, словно вот-вот упадет в обморок от перспективы написать несколько заклинаний для самого короля. А теперь он был не в состоянии прочесть ни одного из них.
– Что ж. Это странно, – сказал Серефин сдавленным голосом. – Почему я помню, как пользоваться магией, а ты – нет? – Он достал зителку и провел лезвием по своему предплечью.
– Осторожно, – пробормотал Кацпер.
– Наверное, не очень разумно тратить кровь на случайное заклинание, – задумчиво произнес Серефин.
Он бросил на Кацпера успокаивающий взгляд и согнул руку, позволяя каплям крови упасть на страницы. Секунды превратились в минуты.
Беда, постигшая Транавию, не обошла стороной и ее короля.
4
Малахия Чехович
«Кровь кипит под кожей. Зубы рвут плоть. Этому нет конца. Это будет длиться вечно. Мы ошиблись. Мы ошиблись. Мы ошиблись».
Малахия очнулся в полной темноте. В первое мгновение его охватила паника. Только не опять, только не то же самое. Но в воздухе не было привкуса меди и ужаса. Он находился не в сырых глубинах Соляных пещер и не в комнате церковного смотрителя.
А еще… он был не один.
Дверь отворилась с тихим скрипом, и на него упал тонкий луч света. В ноздри ударила вонь горелой плоти, и Малахия не сразу понял, что этот запах исходит от него. Он отполз назад, опрокидывая коробки, внутри которых что-то дребезжало. Его тело не слушалось, и в конце концов он упал на пол – слишком слабый, чтобы бежать или защищаться. В комнату вошла фигура, скрытая длинным плащом. Неизвестный опустился на корточки и взял юношу за подбородок, рассматривая его лицо из тени капюшона. Малахии не нравилось, что его так открыто изучали, словно какую-то диковину. Он злился на себя за то, что оказался таким слабым и уязвимым. Фигура пробормотала что-то на калязинском, но Малахия не смог разобрать ни слова и лишь озадаченно моргнул в ответ. Хотя он научился свободно говорить на этом языке, особенно после того, как Надя отказалась говорить на транавийском без крайней необходимости.
– Где я? – хрипло спросил он на своем родном языке.
Какая глупая ошибка.
Фигура схватила Малахию за горло, и он отключился, но наконец инстинкты взяли верх. Его зубы заострились, мир сузился, сходясь в одной точке, а когда из запястья появился железный шип, он бросился на загадочную фигуру, но та просто схватилась за острый конец шипа и, не издав ни единого звука, обломала его под корень. Рука еще сильнее сжалась на горле Малахии, которого в следующее мгновение резко вытащили на свет.
Первое ощущение было, что он горит.