— Простите, робяты! — прокричал тут один из них, и тяжеленная лопасть, зависшая над передним яликом, смачно рухнула вниз.
Разбойники в лодке, уклоняясь от удара тяжеленной слеги, бросились к борту, и шаткий ялик, накренившись, щедро зачерпнул холодной камской воды. Адская ругань и крики разнеслись вновь: огромное весло повторно шарахнуло нападавших, сбросив двоих за борт.
Другая лодка, огибая защищённый веслом нос коломенки, заходила с борта.
— А ну, не балуй! Бросай пальбу! — кричали с неё.
Вырвав у своего студента только что заряженное ружьё, Ярцев в упор разрядил его в бородатого мужика, с топором стоявшего на самом носу лодки.
— Всех порешу, рванина сраная! Всех, ******, *****!!! — диким голосом заорал он, размахивая своим тесаком.
Изумлённые отпором, разбойники повернули лодки. Одна, почти затопленная, долго качалась рядом с баржей, плывя по течению. Босяки из неё скрылись, убравшись до берега вплавь; лишь один белобрысый парень, дрожа от холода, продолжал цепляться за её борт.
— Эй, паря, плыви, что ли, к нам! — крикнул кто-то из бурлаков.
— Можно, ваше благородие? — спросил у Ярцева «шишка» — глава бурлацкой ватаги.
— Да пусть его! — равнодушно откликнулся тот. Офицера ещё колотило от ярости недавнего боя, но гнев уже ушёл, сменившись пьянящим чувством одержанной победы. Пусть невелик сегодняшний успех — отогнать выстрелами шайку бандитов, но тем и живет благородный человек; хоть будет теперь, что рассказать сыновьям, учащимся ныне в Горном училище.
— Давай сюда, паря, замёрзнешь! Вон, господин офицер разрешает! — подступились бурлаки к сидящему в воде бандиту.
— Я плавать не могу! — трясясь и плача самым жалким образом, отвечал тот.
— Куда же ты, дурачок, тогда суёшься? Бросьте ему линёк, ребята! — сжалился приказчик Порфирий Семёнович.
В конце концов, совместными усилиями закоченевшего разбойника притащили на палубу.
Бурлаки обступили парня, разговаривая с полным сочувствием.
— Уж ты, дружок, своим передай, чтобы на сарынь не серчали: нас господин охфицер заставил!
— Свяжите его, что ли… Городовому бы его сдать! — мрачно буркнул Ярцев.
— Никак неможно, господин хороший! — взмолились тут бурлаки. —
Приказчик вздохнул.
— Господин Ярцев, надо бы
— А что же они полезли-то? Неужто хотели украсть ваш чугун? — удивился один из студентов, Смирнов.
— Да вон, из-за этой вот будки — кивнул приказчик на возвышавшуюся над палубой надстройку с каютами. По этому признаку поняли они, что наша коломенка главная, вот и напали; знают, что казну везём. Хоть и есть у меня шесть человек «косных» вооруженных для охранения от этих разбойников, а все одно, бывает по-разному.
— И часто такое случается?
— Оченно часто! На Каме ещё не так, а вот на Волге — уххх! Есть там у разбойников начальник, зовут его Иван Фадеич. Говорят, из дьячков, отданный в рекруты беглый солдат. Обирает всех богатых проезжих, а особливо — купцов! Как узнает, что какой-нибудь богатый купец едет с большими деньгами, подстерегает в удобном месте и, остановив, требует выдачи всех денег, из которых, однакож, всегда выделяет проезжему на дорогу и отпускает его, не делая никакого зла!
— Какие у вас тут страсти! — заметил Смирнов, всё ещё испуганный и бледный.
— Вы о себе беспокоитесь? Ну вас он, наверно не тронул бы. Бедных проезжих его шайка не обижает, напротив, Иван Фадеич иной раз даже помогает таким! Посетил он однажды помещика, дурно обращавшегося с своими мужиками, и советовал ему быть человеколюбивее, а в противном случае угрожал строгим наказанием. А другой раз опекун притеснял свою питомицу; так он является к опекуну, делает ему строжайший выговор и обещает, если он не исправится, показать над ним пример и отомстить за бедную сироту. Одного исправника, большого взяточника, он даже высек!
— И что, никакой управы на разбойников нет? — поразился Капустин, другой студент Ярцева, со всеми слушавший этот рассказ.
Приказчик хмыкнул.