— Всенепременно! Слушай, но всё же, про этого Радищева. Он, думаю, довольно напуган, и к своим шалостям более не вернётся. А человек он честный, и может быть полезен. Пусть сидит в Сибири, но я мыслю, надо его к делу путному приставить, а не руду кайлом дробить! Может из Илимска его переместить хотя бы в Нерчинск, да пусть там служит на серебряных заводах. Там честность очень нужна. Или, еще лучше — в Кяхту, на таможню! И дело ему знакомое, и, вроде бы, с наказанием — Сибирь всё-таки!
Екатерина как-то забавно покачала головою на манер китайского болванчика, загадочно при этом улыбаясь. По выражению лица её я уже видел — идея моя понравилась.
— Вот, голова! — наконец, игриво произнесла она, слегка стукнув меня веером по макушке. — Хорошо, Кяхта так Кяхта. Месье Зубов, — обернулась она к фавориту — пригласите даму на тур полонезу!
Окружающие ахнули — царица не танцевала уже несколько лет. Нарышкин взвился ужом, замахал что-то оркестру на галереях, и капельмейстер, поняв, видимо, что от него требуется, дал степенный полонез.
Заседание Непременного совета, посвящённого щекотливому вопросу престолонаследия, собралось в прежнем усечённом составе. Потёмкин был на войне, Разумовский и Румянцев, как обычно, отсиживались в поместьях.
Присутствовали на заседании неизменный секретарь Стрекалов, Вяземский, Мусин-Пушкин, Безбородко, Воронцов, Завадовский, Салтыков, Брюс, Остерман.
Екатерина была очень серьёзна, и, хоть и не подавала виду, но явно волновалась.
— Господа! — начала она свою речь. — Сегодня собрались мы по судьбоносному для державы вопросу, требующему всей вашей мудрости. Доподлинно нам известно, что Павел Петрович, некогда назначенный мною наследником российского трона, в силу неустойчивости своего темперамента и склонности к странным умонастроениям, не может быть преемником верховной власти. Теперь он отбывает в Финляндию, воспринять трон этой страны. Я решила назначить наследником престола Российского иное лицо — старшего из моих августейших внуков. Решение это принято, и оно твёрдо. Однако же, понимая всю ответственность этого дела, обращаюсь к вам за советом о возможных последствиях. Прошу подавать мнения на сей предмет!
Несколько секунд царило молчание. Вельможи переглядывались между собой, но никто не решался выступить первым. Затем Александр Андреевич Безбородко, покраснев до корней волос, поднялся и, поклонившись императрице, извиняющимся тоном произнёс:
— Государыня! Уже много лет служу я тебе и Отечеству. Всегда был предан Вашему величеству, и говорил только правду. Достоинства великого князя Александра несомненны, но решение, названное вами, несёт многие вредные последствия.
— О чём ты говоришь, Александр Андреевич? — резко спросила Екатерина.
— Ваше Величество правит уже 28 прекрасных лет. Россия расцвела при Вашем скипетре, привыкла к спокойствию и порядку. Очень вредно ввергать страну вновь в бедственную пучину гвардейских мятежей! Державе вашей нужны спокойствие и порядок; так пусть же всё идёт своим чередом, и сын сменит мать на троне. Если же вновь случится
И поклонившись Безбородко сел.
Лицо Екатерины пошло пятнами.
— Александр Андреевич, — волнуясь, сказала она, — ты же знаешь,
— Государыня, — дрожащим, практически плачущим голосом отвечал он, — прости меня! Сердце рвётся от мысли, что противоречу твоим желаниям! Но, суди сама — мы же не ведаем, каков будет характер принца Александра! Сейчас он ещё молод, известен вежливостью, разумным и любезным обхождением. Но что же будет, когда он войдёт в возраст зрелости? Всё ещё может перемениться! Я предпочёл бы иметь дело со знакомым злом, чем с ещё неведомым!
Императрица, ничего не ответив, лишь буравила его мрачным взглядом.
— Александр Андреевич! — решился подать голос и я. — Осознаёте ли вы, что одно лишь неудачное правление, всего несколько лет власти слабого или глупого монарха, и тут у нас может разразиться буря почище французской? И все эти ваши благие пожелания о наследовании «от отца к сыну» вы будете докладывать в каком-нибудь Национальном собрании, а может быть, и палачу возле гильотины?
В продолжение этой речи Безбородко посмотрел на меня с выражением, как смотрит врач на ребёнка, приговорённого выпить горькую микстуру: давая понять, что он понимает огорчение своего маленького пациента, но не может его разделить.