Благословенный

— Подходите ближе, всякого рода-звания люд, расскажу вам я, как быть сыту без круп! Вот — картошка, хоть куда, первосортная еда! Ну так, слушайте, сюда! — прокричал громогласный лакей-глашатай, и пожилой барин, степенно оглядевшись, начал рассказывать, что это за «картошка», как её сажать, как ростить, и вообще, всякую всячину.

Народ относился по-разному: кто слушал, и вполголоса говорил одобрение, кто принюхивался к ароматам, возносящимся от противней и котла, а кто и, похохатывая, отходил, недоверчиво крутя головой. Такие собирались поодаль в кучки, обсуждая, как дурят нынче народ.

— Вот же рассказывает, — «тыща пудов с десятины»! Врёт, как сивый мерин! Не бывает такого, даже капуста столько не даст! — возмущался один, жёлчный, тертый жизнью старикашка в суконном картузе с редкими зубами, с виду какой-то бывший мелкий служака.

— Да нельзя это ести, отрава одна и пакость! — поддержал его плотный, крепкий среднего возраста крестьянин, до самых глаз заросший черною бородою, сквозь которую проступала румяная кожа щёк.

— Господа разве путное расскажут? От них блуд один, враньё непрестанное! — вставил своё веское мнение едущий с мельницы мужик.

Вдруг среди этой картофельной оппозиции нарисовалось новое лицо.

— Эт точно! — бесцеремонно заявил рыжий мужичонка с настырною и хитрой рожей, влезая в кружок и бесстыже пялясь на всех серо-зелеными глазками с бесцветными ресницами. — Вы его не слушайте. Я этого хмыря, как облупленного, знаю!

— Да ну?

— Да шоб я сдох! Я же кучер евонный! Уж я-то про него всё-всё-всё, всю до донышка подноготную ведаю!

— Ну, и што? Что за хрен с горы народ тут баламутит? — сразу плотно обступили мужичка любопытные.

— Он царскими поместьями управляет, в Богородицке. И дала ему царица указ — выращивать энтот земляной хлеб, сиречь картофель, и сдавать в казну. И никому никогда его не показывать и не продавать! Всё в казну, исключительно! Поля с часовыми охраняют, только бы никто сей плод не стырил, а он, вишь, гад, всем тут и растрепал, козлина!

— А шо за вещь-то сия? Полезного свойству? — деловито осведомился бородатый крестьянин.

— Нашему брату такое и даром не надоть! Господская забава! — бодро отозвался рыжий мужичок. — Вы меня слушайте, я всю правду расскажу!

— А звать-то тебя как, мил человек?

— Кузьмою кличут. Кузя, то есть! — отозвался тот. — А что мы тут, ребята, зазря трёмся? Пойдемте вон в заведение — и по кузиной хитрой ухмылке все поняли, про какое именно заведение речь.

— А, и пойдём! Воскресение — божий праздник, чай, можно и принять помаленьку! — загудел народ, и толпа, заметно увеличившаяся, потянулась в приземистое строение под казенным «орлом», исстари обозначавшим питейный дом.

Народ, взойдя внутрь, обступил говорливого кучера, приготовившись слушать всякое интересное про странного барина с его «выставкой». Были тут люди всякого звания, и крестьяне, и возчики, подмастерья, из мещан кто-то; даже баба одна затесалась, хотя женскому полу по таким местам ходить неприлично.

— Ну, так что, Кузя, что за секрет-то ты знаешь? — начал приступать народ.

— А, давайте-ка хоть шкалик возьмём, а то, что мы тут, просто так-то? Половые нас погонят ведь! — весьма резонно заметил Кузя, подмигивая бородатому мужику.

— Да что там — шкалик, это понюхать только! Давай хоть четверть!

— Давай, давай, — зашумел народ; тут все скинулись посильно, и на дощатом столе появились и четверть хлебного вина, и даже некоторая закуска. Рыжий мужичонка ловко опрокинул чарку, занюхав её рукавом, и весело обвёл взглядом собравшихся.

— Дак, вот, значится, как дело-то было. Поставила царица энтого барина надзирать за её поместьями. Чин дала ему: енерал-аншеф! Жалование положила ажно пять тыщ в год! Да выдала ему эту самую картоплю… Налевай ишшо, промежду первой и второй перерывчик небольшой!

Опрокинул Кузя ещё чарку; присутствующие за ним не отставали.

— А картоплю ту царице привезли из-за моря — окияна, и плачены за неё страшные тыщщи. И велела она ему, значится, картофель тот ро́стить, и в казну сдавать. А всё потому, что тот, кто картопль этот ест каждый день, тот, значит, становится совершенно ненасытный до женскаго полу!

Тут баба, слушавшая рассказчика, зардевшись, хихикнула, прочий народ заулыбался.

— А царице-то оно зачем, раз на охоту к женскому полу пробивает? — не понял бородатый.

— Дак у царицы-то, как царь Пётр помер, так и завёлся ё***рь, да и не один, — пояснил мужичок. — А она по энтой части весьма горячего свойства, так что другу её сердешному картопль тот оченно даже нужон!

— Потёмкин… — выдохнул кто-то тихонечко.

— Тсс…Тише! Тише болтай! — прошипел желчный старикашка. — За такое и в острог недолго!

— Дак вот, я и говорю… налей-ка ищщо… ах, хороша казёнка! Я и говорю, картопли той надобно — страшные пуды. Тыщщи! Ну вот, купила она её за морем, дала барину этому разводить. Тот рад стараться, высадил, вырастил, охрану приставил, всё честь-честью. Да вот, сам-то не удержался и тоже этой заразы стал неумеренно потреблять, да ищщо и каженный день. Ну и, понятно, хоть он и старый пенёк, а взыграло в нем ретивое…