Благословенный

— Ещё летом ты направила графу Воронцову в Лондон письмо с указанием подобрать людей, пригодных для службы во флоте. Им на сей день набрано более сорока офицеров, в том числе три опытных капитана. Ими можно заменить офицеров наших отбывающих в экспедицию.

— Ну, хорошо, английские моряки умениями известны, и уже немалое их число на Балтийском море успешно служит. Но ведь нужны ещё и унтеры, и матросы?

— Тут надобно поступить так. Корабли наши отправить до Гавра с уменьшенным экипажем. В Портсмуте их будет ждать г-н Миранда с комплектом экипажа для одного судна из гишпанцев и вест-индских креолов. Я состою с ним в переписке, и вопрос этот уже с ним единожды оговаривал. Люди Миранды заполнят один корабль, а русский экипаж с него пустим на доукомплектование остальных трех кораблей. Также Муловскому надобно дать полномочия вербовать людей во время плавания, для замещения умерших и больных.

По глазам императрицы вижу — впечатлена. Но, понятное дело, решать что-то пока не готова, — такие важные вопросы с кондачка не решаются.

— Саша, да смогут ли эти креолы действовать в северных водах? Они же слягут все!

— У Муловского много задач и в южных морях, а там скорее слягут наши, чем креолы. Задание экспедиции надобно изменить. Нам надобно отыскать свою Ямайку, для снабжения теми плодами, которые в России не растут. Очень уж дорого обходится их приобретение у господ англичан!

Увы, к этим прожектам Екатерина отнеслась с прохладцей.

— Знаешь, Саша, давай всё-таки подождём, как пойдут дела наши на Юге… а там уже и решим, отправлять экспедицию или нет. Всё равно уже зима на носу, шторма на морях,… Надобно отложить!

Так и не отправили экспедицию в этом году…

* «муриевый» газ — хлор

Глава 17

Впрочем, грустные события вскоре сменилось хорошими. От князя Потёмкина пришло сообщение: 1-го октября, в самый праздник Покрова, генерал-аншеф Суворов разбил турецкий десант на косе Кинбурн. Эта единственная победа, да ещё и над превосходящими силами неприятеля, очень всех обрадовала. Однако, тотчас же была обнаружена «чёрная метка» — среди погибших янычар оказались найдены три тела французских военных инженеров! Это обстоятельство вызвало тревогу дипломатов и серьезный разлад в отношениях с Францией, с которой в это самое время велись переговоры о союзе.

Одновременно Пруссия увеличивала это недоверие, распространяя слух о предполагаемом будто бы сближении Франции с Пруссиею. Англичане, со своей стороны, извещали императрицу о содействии, оказываемом туркам французскими офицерами, которые работали в константинопольском арсенале.

Императрица, несмотря на эти неблагоприятные предвестия, всё ещё надеялась на союз с Францией. Тайно вскрыли переписку французского посланника, графа Сегюра; при этом никакой двойной игры с его стороны выявлено не было. Похоже, французская дипломатия страдала редкой формою шизофрении — посол Людовика в Стамбуле проводил одну политику, а в Петербурге — совсем другую!

До меня все эти дипломатические интриги долетали в виде обрывков разговоров и сплетен. Я был уверен, что из этих телодвижений ничего не выйдет — ни о каком союзе с Францией накануне революции я, как историк, не слышал. Данное обстоятельство я постарался как можно более тактично донести до императрицы: как мне довелось уже видеть, практика отрубания голов гонцам, приносящим плохие вести, при дворе Екатерины цвела буйным цветом.

— Смотрю, бабушка, Иван Андреевич[7] хлопочет о союзе с Людовиком, не так ли? — решился я спросить, в то время, как мы шли к Эрмитажному театру на представление французской труппы.

— Ой, как я рада, ты не представляешь, что в столь юном возрасте ты начал интересоваться государственными делами! Этак ты переплюнешь Александра Македонского и Цезаря! — с самым любезным видом отвечала она, и, оглянувшись, нет ли рядом иностранцев, продолжила заговорщицким тоном:

— Французы делают всё супротив англичан, как и наоборот. Эту войну устроили англичане: на это есть свидетельство самого английского поверенного в делах. На вопрос Аркадий Иваныча[8], почему его кабинет действует так враждебно и возбуждает в Турции и в Швеции ненависть в России, он так прямо и отвечал: «Что же делать? Нам приказано делать во всем противное желаниям Франции. Она хотела мира между вами и Портою, мы произвели войну; если бы Франция желала войны, мы хлопотали бы о мире»! Можно полагать, что французы теперь поспособствуют примирению, благо время на это есть — как говорят, до весны боёв не предвидится!

— Пустые надежды, бабушка! Ничего не выйдет!

Светло-серые глаза Екатерины тревожно впились мне в лицо.

— Отчего же? Людовик с Георгом теперь спорят за Голландию. Они на пороге войны, и Франции союз с нами был бы очень уместен! Тебе, что вновь было «видение»?