Благословенный

От такой угрозы у мэра душа ушла в пятки, а тут товарищи Друэ ударили в набат, подняв город по тревоге. Возле карет выросла толпа, не дававшая сменить лошадей. Чтобы выпутаться из затруднительного положения, мэр предложил госпоже «баронессе Корф» переночевать со своими домочадцами у него — ведь уже поздно, не ехать же дальше ночью. Поколебавшись — ничего лучшего все равно не придумать, к утру же драгуны явятся наверняка,– король принял приглашение.

Через час-другой здесь должны появиться Шуазель с драгунами, или Буйе с гусарами. И Людовик XVI в парике лакея спокойно входит в дом; и первое его государственное деяние в городе Варенн — он требует бутылку вина и кусок сыра.

Тем временем «лучшие люди города» спешно раздумывают, что же со всем этим делать. Так далеко отстоит в те времена маленький французский городок от великого недосягаемого двора, что ни один из этих подданных короля никогда не видел его лика иначе как на монетах. Поэтому решено послать за каким-нибудь аристократом, чтобы наконец-то выяснить, действительно ли неизвестный путешественник — лакей баронессы Корф, или же это Людовик XVI, христианнейший король Франции и Наварры.

А пока королевской семье приходится ждать в этом ужасном месте. Дом мэра скромен: внизу, из маленькой лавчонки, на второй этаж, скрывающий беглецов, пробиваются затхлый запах колбасы, прогорклого масла и пряностей; В двух убогих, с низкими потолками и скудной обстановкой, помещениях, все восемь беглецов: королева, король, мадам Елизавета, оба ребенка, гувернантка и горничные, расположились, кто сидя, кто стоя. Смертельно усталых детей уложили в постель, и под защитой мадам де Турзель они тотчас же заснули. Королева, опустившись в кресло, спустила вуаль на лицо; никто не должен видеть ее раздражение и гнев. Один лишь король сразу же начинает устраиваться по-домашнему, — спокойно садится за стол и ножом отрезает от головки сыра огромные куски.

У двери тотчас же встают гвардейцы нового времени, ничего общего не имеющие с блистательными гвардейцами Версаля, — двое крестьян с сенными вилами в руках.

Наконец слышен цокот копыт, и одновременно раздается дикий крик сотен людей: «Гусары! Гусары!».

Но это были не гусары.

У дома мэра остановился большой тёмный экипаж, сопровождаемый небольшим отрядом странных, варварского вида всадников. Из кареты вылез огромного роста господин с лицом, украшенным шрамом от страшного сабельного удара. В сопровождении своих бородатых спутников и одного француза здоровяк совершенно бесцеремонно поднялся на второй этаж и, не обращая никакого внимания на крестьян с вилами, он вломился комнату беглецов.

Внезапное вторжение застало их врасплох. Мадам Турзель бросилась защищать детей; взглянув на не знакомого ей громилу, перевела взгляд на сопровождавшего его господина и тут же узнала шевалье Ружвиля, человека, которого видела возле себя во дворце сотни раз и о котором знает, что он — отважный, безумно смелый человек.

— Господа! — обратился Ружвиль, но не к беглецам, а к властям города. — Этот господин — барон Корф. Он русский, и не говорит на нашем языке. Его супруга, баронесса Корф, покинула его вместе с прислугой, собираясь бежать в Брюссель, к любовнику. Барон настиг их. и теперь собирается возвратить всех в Париж.

— Отлично! — проворчал мэр, довольный, что эта дурацкая ситуация, наконец, разрешилась, и остаток ночи можно будет посвятить сну. — Забирайте их, и пусть проваливают.

Но возникли затруднения.

— Мы никуда не поедем! — заявил вдруг «дворецкий». Мы будем сидеть здесь, и ждать, когда прибудут гусары!

Услышав это, русский господин что-то гневно заговорил на своём тарабарском наречии.

— Умоляю вас, Ваше величество, будьте благоразумны! — тихонько произнёс Ружвиль. — Уверяю вас, это ваше последняя надежда!

— Вы готовы поручиться, что всё пойдёт благополучно? — нервно спросил король.

— Я готов поручиться, что это ваш единственный шанс! — отвечал тот.

Пока король колебался, драгоценные минуты уходили в песок. И тут русский господин потерял терпение. Взревев, он отвесил несчастному монарху чудовищную оплеуху; затем, не дав никому опомниться, схватил свою трость и как следует отходил «дворецкого» по спине. Поднялся крик, женский плач; не обращая внимания решительно ни на кого и не на что, бородатые спутники барона схватили несчастных беглецов и совершенно бесцеремонно затолкали их в карету.

Под шумное недовольство толпы карета русского, увенчанная баронским гербом, отправилась на выезд — обратно в Париж. Лишь проехав обратно арку городских ворот, беглецы получили некоторые объяснения.

— Ваше Величество, простите нас! — воскликнул бледный Ружвиль, поражённый этим чудовищным нарушением этикета. — Но это был единственный способ вас спасти! Сюда уже спешат комиссары Национального собрания, ещё полчаса-час, и они будут в городе!

Король ничего на это не ответил, прижимая батистовый платок к разбитому в кровь лицу.

— Что вы намерены предпринять? — вместо него спросила бледная как смерть, но решительная королева.