— Полагаю, ещё ни одной пушки в мире не было такой грозной репутации: её ярость угрожала всем — и врагам, и друзьям! Я, конечно в это не верил, считая, что при выстреле, возможно, отдача действительно выбьет несколько камней из стены, но не более того, и настоял на проведении испытания. Чтобы зарядить это древнее произведение металлургов, потребовалось 330 фунтов пороха.
Граф Строганов уважительно присвистнул.
— Наконец, я послал за инженерами чтобы подготовиться к выстрелу. Все, слышавшие как я отдал этот приказ, немедленно исчезали, чтобы избежать предсказанной опасности. Паша уже сам был готов спасаться бегством, и мне с немалым трудом удалось его убедить, что из небольшой палатки, установленной в уголке крепости, он сможет наблюдать за испытаниями, не подвергая опасности свою драгоценнейшую жизнь.
Когда зарядили эту чудовищную пушку, мне ничего больше не оставалось, как ободрить своего инженера который, хотя и остался на месте, не высказывал решительности, а наоборот вызывал к моему состраданию, считая, что пушка при выстреле непременно разорвётся по винтовому соединению. В конце концов, я может быть и не вдохновил его, но заставил молча исполнять свой долг, обещая подвергнуться той же опасности, что и он. Я встал сразу за пушкой, и приказал произвести выстрел, при котором почувствовал сильный толчок, как будто от землетрясения. Затем я увидел, как на расстоянии 300 саженей ядро разделилось на три фрагмента, которая перелетели в залив и, срикошетировав от воды, ударили в гору на противоположной стороне.
— Так что же, эти пушки опасны?
— Совсем нет. Конечно, при попадании гигантского ядра корабль получит сильные повреждения. Но было бы невероятным считать, что первый же выстрел добьётся успеха; а второго выстрела уже не будет, ведь заряжать такую пушку надо в течении двух часов, И всё это время крепость будет беззащитна перед корабельным огнём. Турки слишком любят большие пушки, а полевая артиллерия европейского вида почти не используется. В войне с европейским противником это приведёт их к фатальным последствиям, как можно было видеть в прошедшую русско-турецкую войну. К тому же турки не умеют лить чугунных орудий, применяя исключительно бронзовые. Из-за высокой цены меди их морская артиллерия всегда будет менее многочисленна, чем европейская. Право, лучше бы они перелили свои махины в небольшие подвижные орудия европейского типа! А с существующей береговой артиллерией они беззащитны — эти гигантские орудия, грозные на вид, но совершенно не страшные уже после первого выстрела; ведь на то, чтобы зарядить эти чудовищные стволы, уходят буквально часы!
— Понятно. Барон, скажите, за что Конвент приговорил вас к смерти?
— Не «за что», а «почему». Просто якобинцы сошли с ума, истребляя решительно всех. Я — барон, чего же боле им надо?
— Смотрите, барон: я готов вывести вас из страны за одну небольшую услугу. Вы нарисуете и во всех подробностях объясните систему обороны проливы Босфор и Дарданеллы, которую сделала для султана группа возглавляемых вами инженеров. Вы согласны?
Барон де Тотт криво усмехнулся.
— Правительство, оказывавшее помощь султану, давным-давно пало, нами командуют булочники и адвокаты, непрерывно посылая на гильотину лучших людей страны. Полагаю, теперь каждый за себя.
— Прекрасно. Вот вам бумага, перья и тушь, — полагаю, как военный инженер, вы сможете изобразить всё в наилучшем виде. Надеюсь на вашу исправность! Пройдите пока в другое помещение, а мы пока переговорим с другими нашими гостями.
Барон покинул комнату. Молодой человек позвал своего грозного помощника:
— Франсуа! Извольте препроводить к нам господ учёных!
Быстро поклонившись, кудрявый бандит вскоре вернулся в помещение в сопровождении трёх немолодых господ.
— Добрый вечер, господа! Или нам следует обращаться к вам «ситуайен»?
— Как вам будет угодно! — ответил один из них, высокий господин в дорогом атласном сюртуке.
— Прекрасный выбор,
— Но у меня здесь имущество, дом… — возразил Лавуазье. — Если я покину страну, всё это будет конфисковано!