— Да, Ваше Величество! Впрочем, первая сумма не так для нас опасна: ещё в прошлый год было предложение графа Зубова задержать оплату поставщикам настолько, чтобы они пришли в совершенное отчаяние, а затем выкупить у них расписки казны на третьих лиц по сниженной против номинала цене. Я сам, хоть и не поддерживаю таких мер, но в сложившихся обстоятельствах признаю их необходимость. Что же касается ассигнационного обязательства, то надобно отметить, что долг этот беспроцентный, и сроки его погашения нигде не определены. Поэтому…
Пока я это слушал, меня пронзила странная догадка.
— Постойте, Александр Романович, постойте! Вы что же, действительно считаете, что ассигнации являются казённым долгом?
— Разумеется, — с удивлением произнес граф. — Что же это такое, как не долг!
— Конечно же, нет! Это просто деньги!
Воронцов посмотрел на меня так, будто впервые в жизни увидел.
— Как деньги могут быть бумажными? Это решительно невозможно. Только благородные металлы могут считаться действительным, признанным всеми средством расчёта!
— Вы совершенно не правы — произнес я, ликуя в душе. — Деньгами может быть что угодно, любой предмет удобный для обмена и накопления богатства. Скажу вам больше –деньгами может быть даже и не предмет, а всего лишь запись в гроссбухе, фикция, точь-в-точь как в мире идей Платона. Нередко уже и сейчас приходится видеть, что деньги иной раз выглядят как обычная цифра на гербовой бумаге!
— Это вы про вексельные расчёты? — догадался Воронцов. — Я действительно с некоторых пор применяют в Англии, но нашей стране они пока незнакомы!
— В сущности, с ними всё понятно — если есть некий авторитетный банк, и в нём числится на ваших счетах некая сумма денег, то можно полагать, что вы действительно располагаете этими деньгами, даже если их нет физически у вас на руках, и даже если их нет в хранилище банка. Однако же, давайте вернёмся к ассигнациям. Они удобны для хранения и расчётов, их трудно подделать, и они принимаются везде в качестве законного средства платежа. Значит — это деньги! У нас нет совершенно никакой необходимости менять их на монету — ни сейчас, ни в будущем. Всё, что там следует предпринять — это улучшить качество ассигнаций, с тем, чтобы полностью исключить возможность подделок, и контролировать их количество, находящееся в обращении, не допуская чересчур сильного их обесценения. В остальном же ассигнации — превосходная вещь, много удобнее серебряной и даже золотой монеты.
— Но, Ваше Величество, курс ассигнаций падает….
— Александр Романович, если вы примете мою логику рассуждений, то поймёте, что в падении курса ассигнаций нет большой беды. Вы боитесь, что нам придётся выкупать бумаги на 157 миллионов, и не знаете, где для такой операции взять столько серебряной монеты. Но мы никогда не будем обменивать их на монету: всё, что предстоит правительству, это далее печатать и печатать новые выпуски ассигнационных билетов, не допуская чрезмерных потрясений. Более того: некоторое падение курса ассигнаций имеет даже некоторое положительное значение. Обществу просто следует привыкнуть к этому обстоятельству и выработать верные правила поведения: не держать ассигнации в сундуках, а непременно помещать их в банки, или же пускать сразу в деловой оборот.
— Ваше Величество, это невозможно! Такие действия страшнейшим образом подорвут наш кредит!
— Если вы говорите о внешнем кредите, то мне это безразлично — мы не намерены более брать внешних займов. Если же вы толкуете о доверии внутри страны, то здесь средство одно — разумная финансовая политика, уничтожение дефицита бюджета и время, которое позволит народу привыкнуть к бумажным деньгам.
Воронцов задумчиво покачал головой.
— Во всех странах мудрые правительства стараются укрепить свою денежную единицу, дабы избегать потрясений в обществе и государстве…
— Да неужели? Вы забыли тот кунштюк, что выкинул в своё время Фридрих Великий?
История, о которой я напомнил Воронцову, в своё время наделала много шума. Указанный Фридрих, в Семилетнюю войну наделав массу долгов, погасил их испорченной монетой, имевшей в составе больше лигатуры, чем серебра. По понятным причинам, особенно много этих монет ушло в Голландию. А затем, рассчитавшись с кредиторами, Фридрих объявил о денежной реформе и начал печатать уже полновесный серебряный талер, категорически отказавшись принимать по номиналу прежние низкокачественные монеты! Скандал вышел первостатейный; кое-кто из голландских банкиров даже покончил жизнь самоубийством! И ничего: небо не упало на землю, а Пруссия осталась вполне себе уважаемым государством.