Благословенный

— Я никому не желаю утраты состоянию, наоборот, — хотел бы видеть всяческое процветание и дворянства, и купечества, и прочих сословий. Но, господа, надо смотреть правде в глаза! Скажу вам прямо — все помещики, чьи владения находятся севернее Оки, вернее всего, разорятся в ближайшие тридцать лет. И это никак не связано с владением или не владением крепостными! Подумайте сами: сейчас всё больше земель поднимается на юге России — в Новороссии, в Крыму, на Дону, на Кубани, в Астраханской и Саратовской губерниях. Там снимаются урожаи сам-тридцать, а то и более. Как можно соперничать с южными владениями, если в северных наших губерниях урожай лишь сам-три, а под Москвою — сам-четыре? Очень скоро всё будет завалено дешёвым южным зерном и пенькою, с которыми вы не сможете тягаться. Так что, те, из вас, кто ведёт барщинную запашку, обречены на неудачу. У тех, кто перевёл крестьян на оброк, ситуация много лучше: по сути, вы заранее перевели свои убытки на крестьян. Теперь они, а не вы, понесут все потери, связанные с грядущим удешевлением хлеба! Так что, оброк для вас выгоден, а аренда — ведь это, считайте, тот же оброк!

— Можно унавоживать почву, и урожаи оттого сразу вырастут — сказал кто-то из дворян.

— Нельзя. Было бы можно — уже бы и унавозили, и повысили. Но разговоры про это идут давно, а толку мало. У нас слишком суровый климат: очень мало времени для полевых работ, а за короткое лето надо и посеять, и сжать, и сена накосить. Скотины у крестьян мало, и так будет всегда, потому что крестьянину некогда ею заниматься: слишком много кормов надо ей запасать на долгую зиму. Поэтому, увы, привозной хлеб, мясо и молоко всегда будут в великорусских губерниях дешевле и лучше, чем своё собственное! Так что, господа, надо вам думать о переходе от земледелия к промышленным заведениям! Только они будут выгодны в этих краях!

Слово взял Шереметев, давно уже слушавший меня с самым мрачным видом.

— Наше хозяйство всегда приносило нам прекрасный доход, безо всякой, как теперь это называют, «промышленности». Мы на хлебе, пеньке и лесе в год имеем под сто пятьдесят тысяч! И всё это безо всяких торговых и промышленных затей, присталых плебеям-купцам, но никак не столбовым дворянам!

И тут моё терпение лопнуло.

— Послушаете, вы, граф. Вы считаете себя очень большим человеком на том основании, что ваши поместья приносят вам сто пятьдесят тысяч рублей ежегодно от продажи зерна, пеньки и смолы, и почему-то при этом думаете, что это — ваша заслуга. Я даже не буду говорить, что ваше богатство создают крестьяне и мастеровые, пожалованные вам когда-то государыней Екатериной. Нет, я скажу другое: ни ваш лён, ни ваш хлеб, ни лес, ни пенька, на самом деле, никому из приличных людей нахрен не нужны. Ни один граф или виконт у вас их не купит! Но, на ваше счастье, существует такая страна, как Англия, где господствуют промышленники и негоцианты — не лорды, нет, — именно промышленники, ремесленники и купцы! Они-то и покупают ваши произведения. Там строят столько кораблей, которые плавают потом по всему Свету, что готовы покупать даже ваш скверный лес. Для их судов нужно чудовищное количество канатов и парусины, что они скупают тысячи тюков нашей пеньки. В их стране производится столько сукна, что все земли отданы под овечьи пастбища, и хлеб для своих жителей англичане опять же закупают у вас. Всё это делают предприимчивые и смелые иностранные промышленники и торговцы. Без них вы — никто, зиро, ноль! Вы получаете свои сто пятьдесят тысяч в год только и исключительно благодаря английской промышленности и торговле. Не будь её — вы бы так и сидели на тюках своей пеньки, пересыпая из ладони в ладонь зерно, и размышляли — кому бы тебя, ссука, продать? Вы ничтожество, граф. Вы стали тем, кто вы есть, лишь благодаря англичанам. Даже не благодаря русским государям — нет, именно благодаря англичанам и голландцам. Без них вся ваша глупая похвальба ничего бы не стоила. И вы, будучи тупым настолько, что даже не понимаете этой гигантской, чудовищной своей зависимости от английской промышленности, имеете наглость считать, что никак с промышленностью не связаны! Вы идиот, граф. И не имеет значения, есть у вас крепостные или нет — даже с рабами вы непременно разоритесь, потому что вы — идиот! Я понимаю, конечно, ­вам обидно, что вы не сможете теперь получить кучу денег за выкуп на волю вашего крепостного Грачёва, ситцевого мануфактурщика. Можно было бы взять тыщь полтораста, не меньше; теперь же придётся удовольствоваться лишь полученным за несколько лет вперёд оброком. Но есть и хорошая новость для вас: теперь, граф, вы запросто можете жениться на этой вашей… как там её? Ковалёвой… Жемчуговой… да хоть на арапке, какая нынче разница! Теперь это можно! Совет да любовь, счастья в личной жизни, с меня свадебный подарок! А вас, господа, я более не задерживаю!