— Прошу вас, герр Ротшильд, ответьте мне ещё на один, последний, вопрос. Как вы можете заниматься этим? Ведь вы уничтожаете целые торговые дома, существовавшие столетиями! Это просто чудовищно! И всё это — для властолюбивого русского императора, решившего, видимо, подмять под себя всю Европу, как во времена гуннов это сделал Атилла!
Ротшильд внутренне усмехнулся. Да что ты говоришь! Не нравится, как работает свободный рынок? Ну извини, дружок! Эта страна — главный апологет рыночной системы, и жители её пользуются всеми ее преимуществами, но при этом ощущают в полной мере и её недостатки. А в жизни вообще не стоит на месте: в это же самое время в Индии войска английской Ост-Индской компании разрушают целые империи, и никто не испытывает по этому поводу никаких моральных терзаний!
Но Мейер понимал, что мистеру Кавиллу глубоко плевать на бенгальских обезьян, так что это пример приводить бесполезно. Поэтому вслух он ответил совсем другое:
— Мы не нарушаем никаких правил, мистер! Наш дом на совершенно законных основаниях приобрел чай в Китае; затем мы привезли его сюда и установили ту цену, какую считаем нужной. Это
Вот так вот. Англичане любят «честную игру». Стоит им указать, что всё происходит «по правилам», как им не остается ничего другого, как просто заткнуться и отправиться восвояси, в свой Бирмингем.
Посетитель ушёл. Мейер, подойдя к своему гигантскому окну и проводил его взглядом. Кавилл сел в кэб и отправился в свой Бирмингем, чтобы через несколько лет стать управляющим местного филиала компании «Русский дом».
«Удивительные существа эти гои, — думал Ротшильд, отходя от покрытого серебристою паутиной мелких капель окна. Они готовы копаться в навозе, доить коров, плыть куда-то за тридевять морей к неведомым землям, для того чтобы заработать себе немного денег на жизнь. А ведь чтобы у тебя были деньги, нужно лишь одно — делать деньги! Неужели это так сложно понять? Ведь это же так очевидно? Отчего же в этом мире полно крестьян и горняков, и то время так мало финансистов и банкиров? Да все, абсолютно все должны были бы бросится в ту сферу, где так много денег! Но нет; слишком многие люди, как говорят в Гессене, за деревьями не видят леса…» И этого Мейер решительно не мог понять.
Даже такой потрясающе умный, (да что там умный — гениальный!) человек, как император Александр, при всей своей прагматичности и умении широко смотреть на дело, возвысившись над обывательскими представлениями и мелкими расчётами, (тут надо отдать ему должное — чего стоит одно только «Чайное дело») тоже иногда заносится в какие-то заоблачные дали. Помнится, он рассказывал про какой-то проект «Единого Государства», и про невиданное процветание, что сулит его установление. Ну что за ерунда? Никто и никогда не согласится на такое — слишком разные люди живут даже в Европе, не говоря уже про иные континенты….
Впрочем, мир, несомненно, меняется. И таким как Мейер Амшель Ротшильд, становится в нём всё комфортнее. Ведь ещё триста лет назад в Англии не было ни одного еврея — их просто не пускали в страну! А вот поди ж ты, как всё переменилось…'
Его размышления вдруг прервал почти бесшумный звук открывающейся двери. Это был Натан. Он весь день работал в конторе внизу, а теперь, как всегда, поднялся к отцу.
— Неужели уже 5 часов? Как быстро летит время! А ты очень кстати: не желаете ли чая, мистер Натаниэль Ротшильд?
А через четверть часа, медленно, крохотными глотками принимая ароматную бежевую жидкость, Мейер произнёс то, о чём раздумывал уже давно.
— Знаешь, Натан… Похоже, наступает наше время!
Глава 4
Когда в 1796 году начиналась Персидская война, я не питал на её счёт никакого энтузиазма. Мне казалось, что эта затея — просто очередная бестолковая трата денег, затеянная императрицей с подачи Зубовых. Но со временем я переменил своё мнение.