Благослови зверей и детей

Тефт вел грузовик вверх по склону горы Мингус. На крутых поворотах скрипели тормоза, и чем ближе к звездам, тем становилось холоднее. Под ними вилась широкоруслая и плодородная река Верде, а ниже по ее течению в густых зарослях скрывался старинный Кампо Верде, где был некогда комендантом сам Крук. Немало краснокожих полегло в этой долине.

Машина перевалила через Мингус. Тефт словно осатанел — но ведь всем им не терпелось. Спешили все, как один.

Они пронеслись по кривым улочкам Джерома — когда-то здесь было пятнадцать тысяч жителей, а теперь хорошо, если осталось человек пятьдесят. В этих краях нагорье походило на обнаженное женское чрево, распотрошенное и искалеченное. Усилиями Фелпса, Доджа и Дугласа это чрево было пронизано сотнями шахт, штреков и горизонтов, благодаря кесареву сечению кайлом и лопатой из этого чрева извлекли и отправили в переплавку медно-серебряно-золотого младенца общей стоимостью в миллиард долларов. По пути вниз грузовик, постреливая выхлопом, утюжил колесами кости шахтеров и грузчиков-китайцев, могилы потаскух и картежников, но вот наконец они оставили за спиной вонючую кислятину наживы и вырвались на простор безгрешной ночи.

— Притормози, — распорядился Коттон. — Они там в кузове небось шишек себе понабили. Проехав Кларкдейл, машина остановилась на обочине, и, когда Коттон выскочил из кабины, чтобы поменяться местами с теми, кто ехал в кузове, ком застрял у него в горле от того, что за зрелище ему открылось. Прислонясь спиной к задней стенке кабины, сидел Шеккер и крепко обнимал устроившегося спиной к нему Гуденау. Тот, в свою очередь, обнимал Лалли-1, сидевшего в такой же позе, с бизоньей головой на коленях. Им пришлось так усесться на перевале, чтобы совсем не замерзнуть. Три транзистора голосом Джимми Роджерса вопили песенку о сборе груш в Джорджии. Ребята, прижавшись друг к другу плотно, как яйца в корзинке, крепко спали. Коттон стоял и смотрел на них. Ему вспомнилась детская научно-популярная передача, которую он видел по телевизору: как из яиц вылупляются цыплята, как они наклевывают скорлупу, а потом вылезают наружу посмотреть, что творится на белом свете. Сперва на яйцах появляются трещинки, маленькие клювики стучат «тук-тук-тук», потом над скорлупой показываются мокрые головки и любопытные глазки. Мы должны справиться, думал Коттон, обязаны справиться. Сделать свое дело. Но удастся ли? Может, в этом-то яйце как раз болтун. Или скорлупа треснула еще под наседкой. Что-то наклюнулось у него в душе, что-то треснуло — и родилось что-то, влажное, нежное. Наверное, милосердие. Да, мысленно обратился он к спящей троице, мы справимся. Обещаю, что справимся. Мы вернемся домой героями. Богом клянусь. Коттон сердито вытер нос рукавом и что есть силы ударил по борту.

Подъем, сонная команда! — крикнул он. — Двое могут отправляться в кабину. Пошевеливайтесь!