Благослови зверей и детей

Мальчиков в летний лагерь «Бокс-Каньон» набирали из богатых предместий больших городов на Восточном побережье и на Среднем Западе, притом — за редкими исключениями — только в возрасте от тринадцати до шестнадцати лет…Плата за два месяца, с конца июня по конец августа, составляла тысячу шестьсот долларов плюс стоимость авиабилетов. «Мальчишку возьмем — ковбоя вернем!» — таков был девиз лагеря. С этой целью за каждым закреплялась собственная лошадь — за ней нужно было ухаживать, на ней можно было ездить. Но на самом деле достигалась эта цель иначе — с помощью Соревнования. Сюда приезжали мальчики, незрелые, избалованные неженки с теликом вместо мозгов и студнем вместо характера, а выходили отсюда мужчины. Соревнование формировало их, ускоряло их рост. Сюда присылали хлюпиков, но идея Соревнования, двухмесячный срок и тысяча шестьсот долларов служили гарантией, что родители получат оплаченный ими товар: тридцать шесть гибких, как хлыст, твердых, как кремень, быстрых, как молния, немногословных, как индейцы, ковбоев.

К концу первой недели все действительно утряслось, и новички распределились по шести отрядам и шести домикам. Процесс начался с естественного отбора по возрасту и по жестокости, по совпадению интересов и по тому, кто откуда приехал. Остальные довершили предварительные испытания. Уже первые экзамены по верховой езде, по стрельбе из винтовки и из лука, по легкой атлетике, плаванию и бейсболу отделили зерна от плевел, верховодов от неудачников. Каждое лето, как того и следовало ожидать, среди мальчишек находился один-другой безнадежный случай, то эгоист, то невропат, но ничего подобного у отряда Коттона еще не бывало. Мальчишки прибивались к Коттону потому, что никто другой их не принимал. Как только их не нарекали — и «чудаками», и «психами», и «убогенькими». Они заняли самую нижнюю ступень иерархии.

К примеру, в первой же своей бейсбольной встрече они, подавая, не сумели открыть счет. Да они бы даже в слона с двух шагов не попали. Когда они вышли в поле, Коттон подал, Шеккер принял. Лалли-1 стоял у первого бейса, Гуденау — у третьего, Тефт держался слева, а Лалли-2 справа. Комичнее их игры в лагере не видывали. Шеккер, вместо того чтобы принимать мяч, увертывался от него да еще орал, что Коттон подает слишком резко и отбил ему все ладони. Соперники провели атаку и шутя обошли Лалли-1 и Гуденау. Тефт не смог определить направление полета мяча, убежал за ним в сосняк да так и не вернулся. Лалли-2 бросил биту, сел на землю и сунул палец в рот. При счете 21:0, под улюлюканье трибун, Коттон бросился на болельщиков, ввязался в драку с парнями, которым он едва доставал до груди, за что поплатился окровавленным носом и шатающимся зубом, и матч завершился.

— Я вас заставлять не стану, — сказал Коттон. — Проголосуем. Подумайте сами: сегодня вторник, идет последняя неделя — в субботу по домам. А домой надо вернуться победителями. Так что если мы возьмемся за это дело, ничто не должно нас остановить. Пораскиньте сперва мозгами.

Он дал им минуту на размышление, потом откашлялся.

— Давайте голосовать. Беремся за дело, только если проголосуем единогласно. Если кто против — всё по боку. Так. Кто «за», поднимите руки.

Руки подняли все.

— Ну а ты-то как? — пропищал Лалли-2.

— Да-да, — заволновались остальные. — Ты-то сам что?

Коттон приблизился к ним, и в лесной тьме они окружили его, дрожа от холода и неуверенности, подошли к нему вплотную, так что в ноздри им ударила его гордость, его волнение, его устремленность. Голос Коттона звучал глухо, но с такой страстью, что мурашки забегали у них по коже:

— Я-то? Во мне не сомневайтесь. За мной, парни.

3

Они грызли удила от нетерпения. Будь их воля, они бы устроили новый марш-бросок, но Коттон вывел их на грунтовую дорогу и сказал: нечего силы расходовать зря, им силы еще ой как понадобятся, — и задумчиво потрогал пальцем свой шатающийся зуб.

На подъеме, с которого был виден лагерь, Коттон снова остановил их.