Эти отклонения, носящие скорее тактический характер, не могут умалить значения обрисованных здесь основ всякого хозяйствования. До тех пор, пока экспансия является результатом стремления не только к лучшей жизни, но и к достижению более высокой производительности, имеет место полная гармония. Однако, когда воля к экспансии несет в себе опасность, что люди станут требовать большего, вне связи с производительностью народного хозяйства, т. е. больше, чем оно может дать, – тогда эта понятная с социальной точки зрения тенденция теряет всякое реальное и, как я думаю, моральное обоснование. Если, – например, в результате желания сократить рабочее время, – уменьшается выработка, вопреки возможности провести повышение производительности, то нельзя одновременно требовать повышения заработной платы, в конце концов являющейся результатом приложения производительного труда. Такие требования не имеют ровно ничего общего с упомянутым мною стремлением к экспансии.
Экспансия в правильном понимании этого слова означает повышение общего объема доходности народного хозяйства, чем и достигается возможность того, что все могут соучаствовать в этом доходе. Сегодня же мы находимся на верном (т. е. на совсем неверном, на плохом) пути к тому, чтобы торговаться о долях соучастия отдельных групп в национальной продукции.
Не имеет никакого смысла предаваться здесь каким-либо иллюзиям. Народное хозяйство не может отдавать больше, чем ему позволяет наличная национальная продукция, являющаяся не чем иным, как результатом усилий людей и производительности их труда. Как раз во времена высокой конъюнктуры и полной занятости нужно особенно четко указать на границы, поставленные потреблению каждого в отдельности. Надеюсь, что никто не станет делать из моих высказываний вывод, будто я стою за особый немецкий вариант так называемой «политики суровой жизни». Никто не может меня упрекнуть также и в том, что я когда-либо пользовался выражениями, как «туже затянуть пояс», «отказываться и терпеть лишения» и т. д. Такие лекарства невозможно согласовать с моим пониманием экономической политики.
После всего проведенного мною за последние годы, едва ли можно меня заподозрить в том, что ограничительная политика представляет для меня самоцель, или что моей целью могло бы стать стремление добиться понижения конъюнктуры. Нет, положение остается прежним: успех нашей экономической политики всегда заключался в том, что мы не останавливались перед препятствиями, но стремились найти решение в динамическом прорыве вперед, т. е. всегда искали решения в экспансии и находили его.
Эта основная установка не подлежит изменению и в будущем[63]. Надо раз и навсегда отдать себе отчет в том. сколько сил, энергии и доброй воли оказались бы выброшенными за борт, если бы экономическая политика стала руководствоваться намерением вернуть народ к уже преодоленному скромному уровню существования. Факты и данные народного хозяйства должны оставаться в правильном соответствии или быть к нему приведены. Склонность к накоплению сбережений, но также и готовность принимать и использовать эти сбережения, зависит не в последнюю очередь от уверенно спокойного состояния умов и положительной оценки будущего.
Есть ли действительно основание утверждать, будто успехи социального рыночного хозяйства оказались в том смысле только кажущимися успехами, что они грозят вывести немецкий народ на опасный путь бездушного материализма, в результате чего он духовно зачах бы в этом благосостоянии?
Тут, в первую очередь, необходимо спросить, верно ли, что это предполагаемое опошление жизни соответствует действительности, и если это так, то можно ли пытаться вывести причинную связь между повышением благосостояния и растущим материализмом? Подтверждение этого предположения было бы равносильно смертному приговору принципам и целям свободного западного мира.
Я нисколько не думаю, что начавшееся в 1948 году и быстро прогрессирующее повышение жизненного уровня в Германии могло бы привести нас к столь трагическим выводам в отношении нашего народа и его судьбы. Мы должны трезво продумать то, что случилось за последние годы.
Бедствующий и голодающий народ, который под пятой бездушного государственного дирижизма был лишен всех индивидуальных свобод, за сравнительно короткий срок снова обрел жизнь и свободу. Что может быть здесь естественнее для человека, чем пребывать в сознании вновь окрепших жизненных сил, как желать пользоваться всеми благами и даже наслаждаться?
К этому надо прибавить, что в ходе демократизации масс происходит перемещение удельного веса отдельных слоев общества, которое особенно сильно отражается на повышении материального положения получателей заработной платы. Само собой разумеется, вернее, просто неизбежно, что в ходе этой эволюции все больше и больше людей приобщается к более высокому жизненному уровню, иначе говоря, получает возможность приобретать все большее количество товаров потребления, которые до этого им были недоступны.