– Док!
– А-а, Мак. Привет.
– Ты что, занемог?
– Да, то есть нет. Тебе что, денег? Сколько?
– Два доллара.
Даже не взглянув на Мака, Док полез в карман за бумажником. Выходит, Мак играл вхолостую! Можно было попросить прямо с порога! Мака охватил гнев, он даже подумал, не отказаться ли гордо от денег, но, как всегда, его выручил здравый смысл. Так он и стоял, мял в руке долларовые бумажки.
– Что с тобой, Док? – спросил он наконец.
Док медленно повернулся на стуле.
– Вот ведь задача, – сказал он. – Какой им нужен свет? Освещение-это всегда проблема, а здесь особенно…
– Какое освещение?
– Мы с самого начала сталкиваемся с двумя очевидными проблемами, продолжал рассуждать Док. – Во-первых, они плохо переносят жару; во-вторых, они в известной мере подвержены светобоязни. Ума не приложу, как осветить аквариум, чтобы вода не нагревалась. И смогут ли они приспособиться к постоянному свету, пропадет ли у них светобоязнь?
– Конечно, – смятенно сказал Мак.
– Э-э, не торопись, – сказал Док. – Ведь самый процесс акклиматизации, пусть он их не убил, мог все же изменить их нормальные реакции. Вообще-то реакции животных, близкие к эмоциям, квалифицировать трудно… И вот встает вопрос, могу ли я, поместив их в аномальные условия, ожидать нормальных реакций?
Мак замотал головой.
– С помощью вскрытия не проникнешь в механизм эмоций, – продолжал Док. – Если бы какие-нибудь другие разумные существа нашли тело человека и вскрыли, они бы ничего не узнали о наших чувствах и мыслях… Так вот, сдается мне, что ярость осьминогов, или состояние, напоминающее ее внешне, – это аномалия. Допустим, я наблюдаю ее в условиях аквариума. Но происходит ли нечто подобное на морском дне? Вдруг данный феномен ограничен условиями аквариума? Нет, нельзя из этого исходить, иначе вся моя теория рухнет!
– Док! – вскричал Мак. – Посмотри на меня! Это же я, Мак!
– А-а, Мак. Привет. Я забыл, сколько тебе надо?
– Да ты мне уже дал! – сказал Мак – и тут же понял, что сглупил.
– Вопрос упирается в оборудование, – сказал Док. – Мое – никуда не годится. Вот ведь чертовщина!
– Док, может, нам взять бутылочку «Старой тенисовки»?
– Пожалуй… – сказал Док.
– Да ты не волнуйся, я ставлю, – сказал Мак. – У меня как раз два беспризорных доллара.
– Чертовы деньги! Где нам с тобой раздобыть денег, Мак?
– Я ж говорю: я ставлю!
– Первым делом мне нужен современный бинокулярный микроскоп. И еще – хорошая подсветка для аквариума. Какой же им дать свет? Может, пустить направленный луч из другого угла комнаты? Может, за это время изобрели какую-нибудь новую подсветку? Придется заняться этим вплотную.
– Пойдем, Док…
Сначала Док купил одну бутылку «Старой тенисовки», потом послал Мака еще за одной. Друзья сидели рядышком, поставив локти на тумбу, и смотрели в аквариум. Виски становилось все меньше, поэтому Мак наливал совсем помалу, разбавлял водой.
– У меня есть дядя, – сказал Мак. – У него глаза – точь-в-точь как у них. Зато денег – куры не клюют. Интересно, отчего у богачей такой взгляд – студеный, неприветливый?
– Для самозащиты! – объяснил Док. – Чтобы родственники не слопали.
– Слушай, Док, – выпалил вдруг Мак. – Мы все переживаем. Тебя совсем не узнать. Нет в тебе прежнего веселья, ходишь как потерянный.
– Наверное, у меня переориентация…
– Тебе, конечно, виднее, – сказал Мак, – только есть мнение, что тебе нужна баба для встряски. Я знаю одного парня, он с женой не живет. Как станет ему белый свет не мил, возвращается домой. А на другой день уже думает: господи, как же было без жены хорошо. И уходит из дома в хорошем настроении.
– Классический случай шокотерапии, – сказал Док. – Не волнуйся, Мак. У меня все в порядке. И не надо мне никакой жены! Ишь чего выдумали! Мужчине нужна не жена, а цель в жизни. Вот чего мне не хватает. Без цели можно всю жизнь проходить кругами и никуда не прийти!
– Вот! Таким ты мне нравишься! – сказал Мак.
– Знаешь, как я назову свою монографию? «Состояния некоторых цефалопод, сходные с апоплексией».
– ??!!
4. Иначе б не было игры
Когда Джозеф-Мари узнал Дока поближе, Док ему полюбился. Любовь рождается от тайны – такой тайной была честность Дока. Джозеф-Мария силился ее постичь: ведь должен в ней быть хоть какой-то умысел!
Зашел он как-то к Доку в гости и увидел шахматную доску. Поинтересовался, что такое. Игра. Научи. (По части игр Джозеф-Мария был мастак.) Он без труда усвоил, как фигуры ходят, как едят, кто главнее. Сели играть. Вскоре Док отлучился: зазвонил телефон.
– Э-э, так не годится, – сказал Док, вернувшись. – Ты сдвинул фигуры. Мою пешку, своего ферзя и еще коня…
– Почем знаешь?
– Что ж тут не знать? Шахматы, может, единственная в мире игра, где не сжульничаешь.
На лице Джозефа-Марии выразилось изумление:
– Как это?
– А вот так. Иначе б не было игры.
Слова эти Джозеф-Мария запомнил, и дома весь вечер раздумывал: может ли такое быть? Кончилось тем, что он снова пришел к Доку: объясни, пожалуйста; говоришь хорошо – а понять не могу.
– Все дело в том, – объяснял Док терпеливо, – что это игра умственная и оба игрока знают одинаково, поровну. Вот и все.