Благоуханье роз

— Закрепи ремни и постарайся ничего не забыть, чтобы горничной не пришлось снова лезть в сундучок.

Джимми говорил резко, как с маленькой, и Николь подумала, что он немного боится.

— Хорошо, Джимми, — ответила она шепотом. — Я все сделаю, как ты сказал.

Он улыбнулся и поцеловал ее.

— Ты молодец. Спокойной ночи!

Подойдя к двери, Джимми осторожно выглянул в коридор, словно опасался, что его увидят слуги.

Николь слышала, как он вошел в свою спальню.

Потом она занялась сундучком. Она сложила все свои вещи, кроме дорожного платья и ночной рубашки, что была на ней. Крахмальные юбки она положила сверху.

Когда сундучок закроется, они, конечно, сомнутся, но Джимми был прав: нельзя, чтобы горничная увидела, что в сундучке стало меньше места по сравнению с тем, что было, когда она его распаковывала.

Потом Николь вернулась в постель, но уснуть не могла.

Она по-прежнему считала, что украсть такую красоту, как «Мадонна в беседке из роз», — очень дурной поступок.

В этой картине была какая-то духовная сила.

Николь чувствовала это, когда смотрела на полотно, и была уверена, что сила рождена верой — верой тех, кто все эти годы преклонялся перед шедевром. Теперь картина стала священной реликвией и способна подарить благословение тем, кто возносит молитвы Пресвятой Деве.

И хотя сейчас картина была спрятана в сундучке, Николь принялась молиться.

Она просила Мадонну помочь Джимми и сделать так, чтобы его не поймали.

Это была очень пылкая молитва.

Николь не переставала удивляться, как им до сих пор удается не вызывать подозрений.

Неужели возможно снова и снова возвращаться к тете Алисе и красть у нее картины?

Или наносить визит за визитом к лорду Мерсею или еще кому-то, у кого есть коллекция живописи?

— Помоги нам… Пожалуйста… Помоги нам, — молилась Николь и надеялась, что Божья Матерь с Пресвятым Младенцем на коленях слышит ее.

В восемь часов Николь была уже одета.

— Рановато вы, мисс! — заметила горничная, пришедшая ее разбудить.

— У нас долгий путь, — ответила Николь, — а дома у меня еще очень много дел.

Горничная улыбнулась.

— Я знаю, мисс, так всегда бывает, когда уезжаешь. Возвращаешься, а там, где было одно дело, уже тебя ждет и другое.

— Это правда, — согласилась Николь и огляделась, чтобы удостовериться, что ничего не забыла.

Ремни на сундучке уже были затянуты, как велел Джимми.

Спустившись в столовую, она обнаружила, что тетушка уже там. Она кормила Снежка молоком из блюдца.

— Он проспал на моей кровати всю ночь, — сообщила она Николь, — и ни разу меня не разбудил!

Тетушка говорила голосом матери, которая только что открыла, что ее ребенок — замечательное дитя.

— Я знал, что он именно такой, как вам бы хотелось, — с удовлетворением сказал Джимми. — И он избавит вас от мышей.

— Сначала ему надо подрасти, — возразила леди Хартли и впервые за все время, что Николь ее знала, засмеялась без видимой причины.

Николь подумала, что Джимми, несомненно, сделал тетю Алису счастливее.

Кто-то мог бы решить, что это неравноценный обмен.

По сравнению с тремя шедеврами, которые украл Джимми, котенок не стоил и пенса — но, сказала себе Николь, никто не знает, сколько стоит счастье.

— Запомните, тетя Алиса, — наставлял Джимми перед отъездом, — пока он маленький, Снежок должен есть рыбу, а когда подрастет — цыплят.

— Да, конечно, — живо откликнулась леди Хартли. — Хорошо, что ты мне напомнил.

— Его надо кормить утром и вечером, — продолжал Джимми, — и не следует позволять ему бегать за кроликами.

Леди Хартли ловила каждое слово.

Когда экипаж отъехал от дома, Николь спросила:

— Откуда ты столько знаешь о кошках?

— Я подготовился, — с серьезным видом ответил Джимми. — Я спросил Бесси перед отъездом, что она дает нашим котятам.

— Вынуждена признать, я никогда не видела, чтобы у тети Алисы был такой человеческий взгляд — и настолько счастливый! — сказала Николь.

— У меня все просчитано, — ответил Джимми.

Дома он постарался как можно лучше отчистить картины.

Эту науку Джимми изучил под руководством одного из самых крупных знатоков живописи в Лондоне.

Николь использовала каждую свободную минутку, чтобы лишний раз взглянуть на «Мадонну в беседке из роз».

Она знала, что через два дня Джимми заберет картину, и она ее больше никогда не увидит. Николь казалось, что картина говорит с ней. У нее было такое чувство, будто Пресвятая Дева не только слышит ее молитвы, но и благословляет ее.

— Как жаль, что мы не можем оставить эту картину себе, — задумчиво сказала она Джимми.

— Мне тоже, — согласился он. Поколебавшись, Николь предложила:

— А ты не мог бы заменить ее на какую-нибудь другую? Не столь прекрасную и не столь… ценную?

Губы Джимми сжались в твердую линию.

— Я украл ее, чтобы спасти Кингз-Кип, — сказал он. — И если оставлю ее себе для нашего удовольствия, то буду чувствовать себя обманщиком!

Николь не удержалась от смеха.

— Во всяком случае, я понимаю твои несколько искаженные принципы.

Джимми ничего не ответил, и она добавила:

— Будь у меня достаточно денег, я купила бы у тебя эту картину.

— Именно это и сделает маркиз Риджмонт! — парировал Джимми.