Благоуханность. Воспоминания парфюмера.

Однако далеко не все могут ответить на ясно поставленный вопрос:  "Как и почему зародилась у вас идея таких именно духов?" Одни не ответят по недоверию, из-за страха за свои достижения; другие — потому, что сами не отдают себе в этом отчета; третьи же вспомнят что-нибудь очень личное, непередаваемое, нежное и такое далекое, что и выразить нельзя. Но помнятся мне два разговора об идее зарождения духов с двумя очень известными парфюмерами. Гостил я летом у милейшего Фрайса в его прелестном имении Кло-Муссю. Перед завтраком вышли мы прогуляться к реке. Дети убежали вперед, я же остался с двумя братьями хозяина — Андре и Жоржем. Было это после небольшого летнего дождя, дышалось легко, и вдруг налетел ветерок и принес сильный свеже-горьковатый запах трав и теплый аромат летней земли. Андре Фрайс вдруг встрепенулся и, обернувшись к нам, сказал каким-то необычным голосом, словно он не видит нас, а говорит сам с собой:  "Да, условия, при которых я начал строить свои композиции, были исключительно удачны. Был я молод, жил в Париже, работал у Ланвена, видел вокруг себя прелестных элегантных манекенов, красивых женщин... Все это способствовало моей работе, и все это я передал в своих духах. Удивительного в этом ничего нет".

Никакой позы, театральности нет в этих словах. Но они так подходили к его элегантной манере держаться, разговаривать; и действительно, основой всех его лучших духов был шарм женственности, подчеркнутый легкой дымкой горечи первых осенних дней. Думается, что эти слова Андре Фрайса представляют очень большой интерес, так как он — один из талантливейших парфюмеров Франции. В этих словах не только указывается на то, что вдохновляло его, но и объясняется, что работа его была легкой именно потому, что протекала в исключительных условиях. Мне хочется особенно подчеркнуть значение этого утверждения, ибо мало кто из хозяев парфюмерных Домов отдает себе в этом отчет. Очень немногие парфюмеры в начале своей карьеры имеют подобные условия для работы, а от этого во многом зависит расцвет или преждевременное увядание их таланта. Андре Фрайс вовсе не говорил о случайной композиции; для него ароматическое построение зависит не от каприза судьбы, а, наоборот, от чувства, размышления, опыта и упорной работы в благоприятных условиях.

В 1927—1928 годах мне пришлось впервые присутствовать при создании дорогих духов. Непередаваемо, как вырастает ароматическое построение, как ширится его благоуханность, как все ярче становится его первоначальная душистость и как с каждой новой пробой аромат становится все тоньше и определенней.

Духи эти во многом отличались от предыдущих творений Эрнеста Эдуардовича Бо и представляли для нас, его учеников и сотрудников, особый интерес. Создание их было делом нелегким. В основу были взяты эфирные масла, добытые из заморской древесины. Вещества эти дают чудесный фон и тонкую ноту, но, будучи весьма вязкими, замедляют ход развития начальной и центральной душистости. Необходимо было добавить к ним такие душистые вещества, которые сразу бы пленили обоняние, затем ускорить максимальное развитие основной благоуханности и придать ей необходимый радиус, так как успех духов в значительной степени зависит от этого. Эти духи были названы "Bois des Iles" ("Дерево далеких островов"), и это название было чрезвычайно верным. Их экзотика была очень тонкой, лишенной знойной и тяжелой страстности аравийско-восточных духов. От них веяло как бы XVIII веком, его пышностью и богатством. Как-то раз Эрнеста Эдуардовича спросили, что натолкнуло его на мысль создать эти духи.  "Пиковая дама", — ответил он. И действительно, духи эти могли бы подойти ко времени молодости Пиковой дамы, когда Венера Московская блистала на версальских балах. Подходили они и к музыке оперы "Пиковая дама". Эрнест Эдуардович не раз наслаждался этой оперой Чайковского в замечательной постановке Императорского Большого театра Москвы, где и декорации и костюмы были до мелочей верны эпохе, поражали богатством, великолепием и вполне соответствовали уровню музыкального исполнения. Эта опера оставила глубокий след в душе Бо.