Blank

Вот я уже на месте, наблюдаю из-за угла за одинокой палаткой, в которой все еще горит свет. Вдруг кто-то выбежал из палатки, стуча пустыми бутылками. Я тут же скрылся за стеной, так что не увидел, кто это был. До ближайшей колонки здесь минут десять, нужно поспешить пока они разделились.

Аккуратно подойдя к палатке, я услышал пару голосов: мужчины и женщины. Теперь за пазухой я носил самодельный нож для быстрой и главное тихой охоты. Из палатки издавался приятный запах, кажется, они устроили ужин на ночь гладя. Они прибыли поздно вечером, так что это не удивительно.

Я ворвался в палатку: мужчина был ко мне спиной, а женщина сидела боком, что-то помешивая в кастрюле. Я наступил на руку мужика, который опирался на нее, чтобы подняться, и вонзил нож ему в шею. Перехватив нож обратным хватом, достал нож и проткнул глазницу женщины, которая уже начала вопить. Мой нож застрял внутри ее черепа, изогнувшись от удара. Два удара – два трупа, не теряю сноровку.

Уже истекающий слюнками, я начал пожирать их плоть. Может, потому что они были не местные, но их вкус слегка отличался. Словно они еще не пропахли этой колонией и отбросами, что здесь живут. Мой воспаленный мозг окутал туман страсти и эйфории. Все было так прекрасно, что счет времени ушел на задний план. Я позабыл о внимательности и осторожности и не заметил главного…

– М-мама?.. П-папа?.. – вдруг я услышал слабый голос позади меня. Я, держа нож наготове и почти замахнувшись, обернулся и увидел маленькую девочку, которая обронила бутылки воды. Впервые на охоте я увидел ребенка. На ее лице застыло непонимание, а по телу начала пробиваться дрожь. В глазах отражался страх, а слезы лились без контроля.

Я стоял над изуродованными трупами ее родителей: главу семьи я обезглавил и пожрал его глаза; а у мамы обглодал лицо. И это все с ужасно довольной улыбкой, что чуть ли не доходила до ушей.

Я не смог… Я выбежал из палатки под крики ребенка, которого только оттолкнул. Её вопли разбудили всю округу, а я старался заткнуть себе уши. Я начал блевать, продолжая бежать вдоль стены. Головная боль разрывала голову. Я схватился за голову, не вынося эту боль. В голове стали вновь появляться вспышки воспоминаний и тут же меняться другими. Каждая из них заставляла голову трещать по швам.

– Смотри, он делает свои первые шаги!..

– Даниэль, спасибо, что помогаешь мне. Ты такой молодец…

– Милый, ты что опять подрался?..

– Сынок, держи руки перед собой – это называется блок…

– У тебя так много друзей, береги их…

– У тебя доброе сердце, Даниэль, сохрани его таким для меня…

– Снова получил? Ты никогда не изменишься…

– Но, знай, милый, мама и папа тобой гордятся…

Память от утерянного детства вернулась ко мне. Я вспомнил прежнего себя, и ко мне пришло осознание. Вернувшись в реальность, я лежал в какой-то канаве со своим ножом в брюхе и весь в собственной рвоте.

Я с трудом оперся на стену, оторвал часть одежды и, не вынимая нож, обмотал рану. Шаг за шагом я ковылял вдоль стены, потихоньку истекая кровью. Забыв о предосторожности, я побрел домой напрямую – по дороге на меня наткнули силовики, подумавшие, что я жертва беспорядков, и оказали мне помощь.

И я был бы рад, если там и скончался, но утром я очнулся в госпитале. Большинство коек были заполнены: каждый лежал с ранами от беспорядков и их последствий; кому-то просто не повезло.

Мои живот был перебинтован, а ко мне шли несколько капельниц. У меня случилась вспышка гнева из-за воспоминаний в госпитале, и решил выдернуть их, но на пол пути меня остановила острая боль и, кажется, я сам. Ко мне подбежал медбрат и запретил двигаться. По его словам, меня несколько раз зашивали, и следующие сутки я просто спал.

Меня все еще бесило мое бездействие и беспомощность, но теперь это казалось чуть слабее, и мне было проще себя сдержать, хотя пару раз я сорвался на медсестру. Как только я реабилитировался, меня с радостью отправили домой, где меня ждал мой новый ад.

От лекарств и обезболивающих я впервые отдохнул от голосов. Правда, когда кончился тот маленький запас, что мне дали в больнице, меня стало трясти. Голоса вновь стали подстрекать меня, а если мне удавалось уснуть я видел, ту кошмарную ночь. Я стал ненавидеть себя и еще больше то желание, что с трудом сдерживаю.

– Зачем ты сдерживаешься?..

– Давай прибьем еще одного, а потом отдохнешь?..

– Тебе все равно не спрятаться…

– Тебя на долго не хватит…

– Я НЕ МОНСТР! – крикнул я на всю палатку, сдерживая судороги руки. Самое печальное, что в колонии, уже привыкли к крикам.