Бланманже для мужа

Про маму Каткова Нэль тоже была наслышана. Очень активная дама заведовала Домом культуры в каком-то городке под Калугой. Файка как-то, ещё в начале совместной жизни с Катковым, ездила к ней в гости. Потом рассказывала, что поняла, в кого он такой неряшливый: в маму. Рассказывала, что у той вся квартира заставлена хламом. «Ты только представь: на кухне – три старых, ламповых ещё, телевизора и два холодильника, один – нерабочий. Батарея пустых банок, гора сложенных пакетиков и какие-то пустые картонные коробки. В коридоре – ржавая детская коляска, стопки старых журналов и газет, пустые коробки. В зале – какие-то фанерные декорации по углам, опять коробки и старые газеты. Духота, пыль. А посреди комнаты – стол, за которым она устраивает званые чаепития. Представляешь? Зовёт гостей, при нас приходили, и они бочком пробираются через этот её мусор и ведут светскую беседу!» – рассказывала потом Файка. И добавляла, что каждый живёт, как ему нравится, но пусть Катков к маме сам ездит, а лично её больше в эту помойку не затащишь. Затащили, получается. Гора пришла к Магомеду.

– Мамчик, ты не спишь?

В дверях её комнаты стояла Васька, переминаясь босыми ногами.

– Васька, ты почему босая? Пол ведь холодный! – встревожилась Нэль. – Давай ко мне!

Она раскрыла одеяло, и Васька голенастой рыбкой нырнула в материнское тепло. Как же быстро и стремительно растёт её дочь! Вон, пижама совсем короткая стала.

– Ты почему так рано проснулась?

– Да бабушка храпит, разбудила! И живот ещё под утро разболелся, – сообщила дочь, устраиваясь поудобнее под одеялом.

– Разболелся? Что ты вчера ела? – встревожилась Нэль. Неужели мать опять скормила Ваське просроченный салат? Она же просила её не покупать ничего, что с майонезом!

– Бабушка блинчики жарила, «Мастерица», кажется, а я суп из пакетика ещё развела, – послушно перечислила Васька, и Нэль вздохнула. Надо с этим что-то делать. Пойти, на какие-нибудь кулинарные курсы записаться, что ли? Должен же хоть кто-то в этом доме уметь готовить, а то от этих полуфабрикатов у Васьки скоро гастрит случится. Мать – бог с ней, хочет сидеть на кусках, пусть сидит.

Нель вздохнула ещё раз. И почему она у папы не научилась готовить? Он такие борщи варил! Он у них дома вообще был всем – и готовил, и чинил, и деньги зарабатывал.

Отец работал водителем-дальнобойщиком, неделю в рейсе – неделю дома. Без него дом становился неуютным и голодным – сваренный впрок борщ съедали за три дня, если раньше он не скисал, забытый матерью на плите. А потом мать кормила Нэль картошкой в мундире, сардинами из банки, подгоревшей гречневой кашей. Наверное, от этого Нэль выросла неприхотливой и равнодушной к еде. Да и потом разбаловаться было не с чего. Пока училась, сначала в МГУ, потом в аспирантуре, перебивалась той же картошкой и «супом в конверте» (вскипятить пол-литра воды, засыпать содержимое пакета, варить пятнадцать минут), не изменив своим вкусам даже во время беременности. Родив Ваську, отвезла её родителям в Ярославль, и мать даже научилась варить каши на молоке. А Нэль, вернувшись в Москву, обходилась полуфабрикатными пельменями и соевыми котлетами. Васька только-только пошла в школу, когда отец умер – сразу, не мучаясь, от тромба, попавшего в сердце. Мать через три года продала квартиру в Ярославле и вместе с Васькой переехала к Нэль в Москву. Считалось, что пока Нэль зарабатывает им на жизнь, мать ведёт хозяйство. И та действительно вела и в первое время даже пыталась что-то стряпать, но потом махнула на стряпню рукой. А теперь, когда они поселились в Одинцове, и вовсе расслабилась: целыми днями сериалы смотрит, да книжки читает. А Ваську пичкает сомнительными «оливье» из супермаркета, иногда даже не глядя на дату выпуска.

– Так где у тебя болит? – Нэль показала на желудок, а потом на кишечник, – Здесь? Или здесь?

– Вот здесь, – Васька дотронулась до низа живота.

– А как болит?

– Как будто там в кулак всё сначала сжимается, а потом разжимается.

– Так, доча, похоже, у тебя месячные приходят, – догадалась Нэль, вспоминая, остались ли в доме прокладки, или она все извела.

– Месячные? И что мне теперь делать? – испуганно схватилась за живот Васька.

– Ничего. Походишь с прокладками три-четыре дня, ноги подержишь в тепле, а не босиком на холодному полу, как сегодня. На тренировке поаккуратнее, я скажу Ангелине Игоревне, чтобы не перегружала.

– И всё? – с надеждой спросила Васька.

– И всё. Иди, посмотри, может уже пора прокладку подложить, они в ванной у зеркала. И тапки обуй.

Васька умчалась из комнаты, минут на десять закрылась в ванной и вернулась к матери, осторожно переступая ногами, будто боясь расплескаться.

– Мам, у меня оттуда кровь! А вдруг за три дня вся вытечет?

– Не вытечет. Поздравляю, рыбка моя, ты стала девушкой.

– Мам, а это на три дня, и всё? – Васька со страдальчески-сосредоточенным лицом осторожно примостилась на край кровати.

– И всё, до следующего месяца, – попыталась успокоить дочь Нэль, но та неожиданно взвилась в возмущении:

– Что? Ты хочешь сказать, что у меня теперь каждый месяц будет это… эта?! Я не хочу!!!