Бланманже (СИ)

      Спасибо Машке и за то, что кассирши и старший менеджер перестали меня упрямо сватать к своим дочкам. Если с дочками-старшеклассницами дело обходилось смущенным хихиканьем, то дочки постарше, те, которым стукнул тридцатник или грозил стукнуть в скорой перспективе, к материнскому сватовству относились куда серьезнее, заставляя смущенно краснеть уже меня. Разглядывали пристально, изучающе, как не всякий покупатель дорогую колбасу разглядывает. Менее взыскательные находили вполне подходящими. Одаривали такими улыбками, от которых сперва челюсти сводило, а потом зубы начинали дробь выстукивать. Очухаться удавалось не скоро, лишь заев стресс парой шоколадок.

      Да, я трус, что поделать. Боюсь взрослых баб хуже, чем кассовых аппаратов. Вот такой не мужик. Не даром покупатели частенько ко мне обращаются: «Девушка, не посмотрите у кефира срок годности?» И это даже если я челку-эмо невидимками закалываю типа: вот же я! Страшная! Где вы видели таких некрасивых девушек? Губы без помады, ресницы не крашенные! Нет, зря: покупателям без разницы, они срок годности разглядывают, а не продавца. «Девушка, вы что-то совсем охрипли. Вы поосторожнее с замороженными полуфабрикатами, так и простудиться можно.»

      Про шоколад кстати!

      До Машки я наивно думал, что я один такой — маньяк на шоколад. Ан нет, оказалось нас двое на свете! Мы оба были бы не против, чтобы часть зарплаты нам выдавали натурой. По закупочным ценам, разумеется — что мы, дураки, что ли?

      Справедливо рассудив, что курильщики имеют право раз в час бегать на перекур, — а если мы не курим, что ж мы теперь, и передохнуть не можем? — мы тоже взяли себе привычку пару раз за день убегать на лестницу, чтобы схомячить по батончику или разломить по-братски плитку. Лестницей у нас практически никто не пользовался, покупатели предпочитали кататься между этажей торгового центра на эскалаторах или лифте. А зря — удобные широкие ступеньки с белой, нескользкой плиткой. Просторные площадки, в нашем любимом углу фикус в бочке! Гулкая тишина. Чистота, ибо никто не топчет. А какое окно во всю стену! Какой вид на город! Внизу стоянка, дальше немного зелени, откос — и панорама на изгиб реки. А на горизонте, за сероватой дымкой дневного смога — заречная часть города, с пирамидками небоскребов, с кубиками девятиэтажек, с дымящими трубами заводов. Красота!

      Вот тут-то мы с Манькой, усаживаясь на широкий подоконник, и наслаждались нашей маниакальной тягой к сладостям. И должен признать, хомячить в компании с единомышленницей оказалось вдвое вкуснее.

      По первому времени нас гоняла страшной тряпкой уборщица, тётя Валя. Но на ближайшее восьмое марта мы с Машкой скинулись ей на большую коробку конфет. Она распробовала, прониклась и подобрела. Даже поставила нам ведерко для фантиков. Нет, мы конечно же и раньше не мусорили, но зато теперь не надо было распихивать пустые обертки по карманам.

      Плитка за плиткой, коробка за коробкой, батончик за батончиком. Изо дня в день. Я расслабился, потерял бдительность.

      — Ты чего сияешь, как самоварный пряник? — заметила Машка, хотя я добросовестно завесился челкой, чтобы не выдать своего долгожданного счастья блеском глаз.

      — Какой-какой? — буркнул я, делая вид, будто страшно заинтересован творожными сырками.

      — Глазурованный до блеска! — выдала Машка, также делая вид, будто занята работой. — Вон, «глазурь»-то так и бегает, из под челочки-то светится двумя фонариками!

      Я бурчал невразумительное, партизанил по холодным витринам. Но Машка не отставала. Надавила новым сортом альпийского — и я раскололся. Показал брелок, вчера пришедший по почте из обетованной для всех отаку страны Восходящего Солнца.

      — Так ты анимешник?! — обрадовалась Машка.

      Пришлось сдаться, признаться в постыдной для взрослого человека тяге. Нет, я не считал своё увлечение постыдным — это мне окружающие уши конопатили, мол, негоже! Из школьного возраста вырос, а мультики пялишься все вечера напролет. Нет бы девушку себе завел! Семью бы создал, детишек бы нарожал! Нет, конечно, не я сам, но, мол, жена бы нарожала и мне бы на шею повесила бы трех оглоедов как минимум, меньшего наказания я не заслуживаю. Вот это требовали от меня родители и сторонние доброжелатели. А мне хотелось лишь потреблять свои любимые наркотики в неумеренных дозах — шоколад и аниме. Больше ничего от жизни и не надо, отаку ведь неприхотливы в быту.

      Машка меня поняла, как никто другой. Оказалось, что меху она любит не меньше зефира, космооперы обожает как мармелад, школьные романтические комедии потребляет наравне с козинаками — то есть за обе щеки, образно выражаясь.

      — Ну, антигаремники и сёдзё бывают очень неплохие, иногда, — дернуло меня за язык разглагольствовать. — Однако с нотками сёнен-ая любая история начинает играть более яркими красками. Мангаки и сценаристы словно оживают от возможности пошутить на эту тему, пикантные двусмысленности весьма украшают…

      Тут я заметил, что Машка запихнула свою половину шоколадки в рот целиком, раздув щеки, и выпучила глаза.