Блатная верность

Уже темнело, когда Крюков на такси подъехал к своей даче в горах. Ему не хотелось никого видеть, не хотелось никого слышать. Он, уже возомнивший за последнее время, будто высоко вознесется, вновь почувствовал себя брошенным на землю. Даже не просто брошенным, а втоптанным в грязь. И хоть он по-прежнему был не последним человеком в здешних краях, но теперь исчезала перспектива. Выше уже не подняться, не разбогатеть.

Ртутными светлячками горели фонарики вдоль дорожки, ведущей к дому. Щелкнул рубильник, дом наполнился светом. Крюков глянул на себя в зеркало – на белом пиджаке и брюках темнели пепельные разводы, да и на лице остались следы пепла. Он с омерзением избавился от костюма и зашел в душ.

Мыться с загипсованной рукой было сущее мучение. Чтобы не намочить ее, приходилось проявлять чудеса акробатики. Наконец-то Крюков закрутил кран, вытер разгоряченное тело полотенцем. И вышел из душа. Дверь в дом была открыта, ветер раскачивал шторы, хотя подполковник точно помнил, что закрывал дверь на замок. В душе появился нехороший холодок, он пошарил в карманах пиджака. Портмоне оказалось на месте, а вот мобильник и пистолет исчезли.

– Что за черт? – осмотрелся Крюков.

Он прислушался, любой большой дом ночью полнится звуками. Где-то скрипнет половица, треснет деревянная балка. Забулькает водопровод. Подполковник наскоро оделся. Ему хотелось поскорее покинуть дачу. Он находился здесь один. Если что случится, то никто и не услышит.

«Наверху есть охотничье ружье, – вспомнил подполковник, – и патроны к нему. Металлический ящик в шкафу».

Он стал осторожно подниматься по лестнице. Внезапно во всем доме погас свет. Подполковник остановился, коленки подрагивали. Мысль работала лихорадочно.

«Если погас свет, значит, выключили рубильник. Следовательно, тот, кто проник в дом, находится сейчас возле щитка – внизу», – сработала ментовская логика.

Конечно же, свет мог погаснуть и потому, что просто пропало напряжение на линии. Такое в горах не было редкостью. Крюкову показалось, что он слышит шаги в холле, подполковник рванул к спальне. Распахнул дверь, но не успел сделать и шага к шкафу. Кто-то сбоку нанес ему удар в челюсть. Крюков отлетел к стене, ударился об нее головой и затих.

Очнулся он, уже сидя на стуле, привязанный к нему веревкой. На голове полотняный мешок, сквозь неплотную ткань кое-что можно было рассмотреть. В воздухе отчетливо пахло бензином. Кто-то ходил по комнате и деловито плескал на мебель и пол из канистры.

– Эй! – крикнул Крюков. – Что происходит?

Тень двинулась к нему.

– Чувствуешь, чем пахнет? – прозвучал вопрос.

– Бензином, – с замиранием ответил подполковник.

– А это что? – щелкнуло, и сквозь мешковину засветился пляшущий огонек.

– Я не хочу сгореть! – заверещал Крюков.

– А кто же хочет?

С его головы сорвали мешок. Перед подполковником стоял Войнич. Лица своего не прятал. А это было для пленника плохим знаком. Человек, не боящийся быть узнанным, обычно не собирается оставлять жертву живой.

– Узнал?

– Чего вы хотите? – униженно залепетал Крюков. – Дома есть деньги, я скажу, где их найти, забирайте все.

– Деньги меня не интересуют. – Михаил пару раз плесканул из канистры на самого хозяина дачи и сел на стул у трюмо.

– Потом я еще смогу заплатить, – заплетающимся от страха языком проговорил Крюков.

– Ты сам хоть веришь в то, что говоришь? – прищурился Войнич. – Это ты сжег мой дом?

– Не я!

– Я не говорю, что ты сам поджигал его. Но приказал так сделать, – Михаил поигрывал зажигалкой в пальцах. – Всего одна возможность ответить честно, – предупредил он.

– Я не мог поступить по-другому. У Бирюкова шальные деньги. Не я, так кто-то другой. Ваша улица была обречена.

– Ты не ответил, – напомнил Михаил.

– Да, я нанял братков, чтобы они подожгли твой дом, – выдавил из себя Крюков. – Но никто же не пострадал. Все живы остались, – тут же добавил он. – Я заплачу. Сколько ты хочешь? Я сделаю так, что тебя никогда не найдут. Новые документы получишь.

– И я, и моя жена остались живы лишь чудом, – произнес Войнич. – Ты для этого ничего не сделал.

Михаил поднялся, поставил на трюмо блюдце, налил в него бензин из канистры. Ливанул много, так, что горючее перелилось через край и растеклось по трюмо. Не спеша поставил на середину блюдца короткую тонкую свечку, щелкнул зажигалкой. Огонек затрепетал на фитиле.

– Я тоже дам тебе шанс спастись, если повезет, – усмехнулся Войнич. – Сумеешь освободиться раньше, чем свеча догорит до бензина, будешь жить. Не сумеешь – сгоришь заживо.

– Не делай этого! Как я освобожусь от веревки?

– Твои проблемы… – Войнич задумался. – Можно слегка облегчить задание, – он вынул из кармана и положил на пол перочинный нож. – Им и перережешь веревки, если получится.

Подполковник понимал, что больше никакие уговоры на Михаила не подействуют. Это максимум, которого он от него добился. Но почему-то Войнич не спешил покидать комнату, до тошноты пропитанную парами бензина.