Блатные и уличные песни

За окном кудрявая белая акация,
Солнышко в окошечке, алым цветом лес.
У окна старушечка, лет уже немало.
С Воркуты далекой, ах, мать сыночка ждет.

Вот однажды вечером принесли ей весточку,

Сообщили матери, что в расцвете лет:
«Соблазнив приятеля, Ваш сыночек Витенька
Темной-темной ноченькой совершил побег».

Он ушел из лагеря в голубые дали,

Шел тайгой дремучею ночи напролет,
Чтоб увидеть мамочку и сестренку Танечку.
Шел тогда Витюшеньке двадцать первый год.

Вот однажды ноченькой постучал в окошечко.

Мать, увидев сына, думала, что это сон.
«Скоро расстреляют, дорогая мама!»
И, прижавшись к стенке, вдруг заплакал он.

Ты не плачь, старушечка, не грусти, не надо!

И слезами сына не вернешь назад.
Капельки хрустальные на ветвях березы
Тихо-тихо капали и роняли слезы.

ДОЛЯ

Где ты, юность моя? Где пора золотая?
Скучно, грустно, виски серебрит седина.
А в глазах огонек чуть блестит, догорая.
И в руках все по-прежнему рюмка вина.

Разве горе зальешь, разве юность вернется?

Не вернуть мне назад, что потеряно мной.
Да и та, что была, даже та отвернется,
Не заметив меня под моей сединой.

Может скажет она:

«Вы ошиблись, простите, I’m Sorry…»
Улыбнувшись лукаво, пройдет стороной.
Но ошибся ли я? Вы получше взгляните —
То ошиблась судьба, подшутив надо мной.

Много горя и бед мне на долю досталось

В диких дебрях тайги, в рудниках под землей.
И повсюду судьба надо мною смеялась,
Украшая виски роковой сединой.

Что ж ты смотришь мне вспять,

не смеешься уж больше,
Испугалась, наверное, седин серебра.
Знай, что это моя беспристрастная доля
В мои пышные кудри седины вплела.

Так играй, мой баян, мою душу терзая,

Не вернуть уж того, что потеряно мной.
Я дрожащей рукой свой бокал поднимаю,
Пью за тех, чьи виски серебрят сединой.

Где ты, юность моя? Где пора золотая?

Скучно, грустно, виски серебрит седина,
А в глазах огонек чуть блестит, догорая.
И в руках все по-прежнему рюмка вина.

БЕРЕЗЫ