Блатные из тридевятого царства (СИ)

   Два стервеца быстро нашли общий язык. Екнуло в груди -- на меня смотрят или показалось? Нутром чую -- любовь у нас с Ивашкой взаимная, расслабляться нельзя, иначе взнуздает и тащи его в рай на горбушке.

   Штрафную сотню, а точнее десяток, вывели за околицу и вооружили кого чем. Мне достался шестопер, Ваньке с Васькой бердыши, Евсей заткнул за пояс топор, Федор размахивал булавой, остальным выдали рогатины. Пожалуй, Леопольд прав, с таким арсеналом именно наши кости и будут покоиться в поле.

   Потопали дальше. Через три версты принялись обустраивать лагерь. За виднеющимся вдали лесочком начинались владения Князя Еремея. Лёнька рвался в бой, но степенный Микула одним взглядом остудил графский пыл. К вечеру в лагерь пожаловал Ивашка. Облачившись в парадную рясу, принялся обходить шалаши.

   -- Покайтесь, соколы, -- взывал он к совести мужиков, -- за рубль с полтиной отпущу любые грехи. Не скупитесь, а то без покаяния сгинете. Сон мне вещий был -- заведет вас Микула в ад кромешный. За гривенник заупокойную прочту, пока живы, опосля может статься не кому будет.

   Мужики робели, каждый знал пакостной характер дьяка, хоть денег не предлагали, но и в спор не лезли. У деда Кондрата сдали нервы, он схватил рогатину и бросился на Ивашку.

   -- Я те прочту заупокойную! Вдоль хребта так окрещу, до пасхи память останется.

   -- Супротив власти идти! За ересь от церкви отлучу! -- Не унимался дьяк.

   Крапивин поплевал на ладони:

   -- Сейчас из тебя херувима делать буду. Лично Господу жалобу понесешь.

   Ивашка подоткнул подол рясы и бросился бежать. Орал, как слониха при родах:

   -- Господин Леопольд! Граф де Бил! Лёнька!!!!

   На зов из шатра выскочил заспанный полководец. Дьяк, отмахиваясь крестом от рогатины, укрылся за его спиной.

   -- Что! -- срываясь на визг, заорал племянник Старобока. -- Покушаться на духовную особу! Пороть, всех пороть! Эй, вы, -- ткнул пальцем в братьев Лабудько. -- Связать взбунтовавшегося мужика. Я вам покажу, что такое дисциплина!

   Ванька с Васькой потупили глаза и не сдвинулись с места. Оба косятся на меня, ждут указаний. Ситуация, скажу я вам. Приказ исходит от прямого начальника, да еще почти в боевой обстановке, а решение принимать мне. Граф исходил слюной:

   -- Скоты! Я к вам обращаюсь! Выпороть этого мерзавца, а потом всыпать по двадцать плетей друг другу за промедление. Нет, тридцать...

   Я попытался перевести гнев Лёньки на себя:

   -- Господин граф, вряд ли это будет способствовать наведению порядка и укреплению вашего авторитета в отряде.

   Леопольд поперхнулся, лицо перекосилось и стало напоминать засиженную мухами лампочку. До моего сознания все еще не доходило, что я в чужом мире, где действуют другие законы и обычаи. Кто я такой, что бы перечить племяннику Князя. На наше счастье в этот момент появился Микула.

   -- Досточтимый и сиятельный граф Леопольд де Бил, -- назвал бывший сотник Лёньку полным титулом, -- позволь уж мне решать, кого и как наказывать.

   Лёнька важно надул щеки, еще чуть и морда треснет. Задрал подбородок насколько смог и, с видом отвергнутой путаны, удалился в шатер. Подлый Ивашка услужливо откинул полог и юркнул следом. Кондрат, помянув в сердцах дьяка, воткнул рогатину в землю. Вслед за ним разбрелись по шалашам остальные. Микула остался на месте и долго в упор разглядывал мои мощи. Стало даже как-то не удобно, что я -- девка на выданье что ли.

   От шалашей тянуло дымом, штрафники готовили ужин. А мои кореша, сбившись в кучку, забыли и думать о еде. Евсей зорко следил за графским шатром, ожидая выхода Ивашки. Пора ставить дьяка на место, он и так за извозчиков задолжал, а долг, как известно, платежом красен.

   -- Идет, -- зашептал Фраер, -- кажись к нам.

   Федор достал початую бутыль вина, подарок трактирщика, и приготовил кружку. Ивашка, поглядывая по сторонам, приблизился к нашему костру.

   -- Приятного вечера, люди добрые, -- ласково залепетало божье создание. -- Вы уж ребятушки не обижайтесь, кто ж знал, что Кондрат за рогатину схватится, я ж как лучше хотел. Кому грехи отпустить, за кого на небеси словечко замолвить. А за графа не печальтесь, все ему обсказал -- истинный крест. Посольствуйте спокойно, до самой смертушки. Писульку только мою верните.

   -- Эх!!! -- Вздохнул Федор.

   -- К чему она вам, -- канючил дьяк, -- все одно сгинете, а мне жить еще...

   -- Ох!!! -- Стонал Подельник, а дьяк гнул свое:

   -- А я уж расстараюсь, помолюсь за вас, чтоб на том свете волокиты какой не было. Моя молитва прямиком до места доходит...

   -- Ах!!! -- Надрывался Федор, обхватив бутыль.

   -- Чего это он? -- не выдержал Ивашка.

   Федька, не прекращая стонать, до краев наполнил кружку вином. Протянул дьяку:

   -- А вот попробуй, испей.

   -- Чего ж не причаститься, коль угощаете. -- Оживился дьяк, при виде дармовой выпивки. Хлебнул немного. Повел носом и залпом допил остатки. Облизнулся довольный.

   -- Будешь за нас молитвы возносить и себя помянуть не забудь, -- трагически произнес Подельник.

   Дьяк выгнул длинную шею, костлявое тело сломалось в поясе и нависло над костром.

   -- Зачем это?