Блаватская

Произошли важные события и в семье Блаватской. Спустя год после ее отъезда из России умерла вторая жена отца, оставив дочку Лизу. В семнадцать лет Вера вышла замуж за сына генерала Яхонтова и родила ему двух дочек. К несчастью, ее муж вскоре умер. Впоследствии Вера станет также известной писательницей. Она будет до конца своих дней преданным другом и защитницей Елены Петровны, ее биографом. Вера Петровна была еще с детства и юности участницей ее удивительных забав и сомнительных игрищ. Талантами Бог наделил Веру Петровну не с такой щедростью, как ее старшую сестру, но несомненный художественный дар в ней все-таки присутствовал. Она получила известность в России преимущественно как детская писательница и защитница доброго имени Блаватской, вступившая за честь сестры в полемику с Всеволодом Соловьевым. В ее произведениях присутствуют душевность и доброта, та обнаженность в самовыражении, которая делает повествование исповедальным, неимоверно искренним и в то же время насыщенным наблюдениями острого воспримчивого ума над повседневной жизнью.

О Елене Петровне в семье были не самого лестного мнения. Взрослые знали, что она жива, но ее имя в разговорах не упоминалось. О том, чем она занимается за границей, доходили кое-какие слухи, прежде всего от графини Киселевой и княгини Багратион-Мухранской. Касаясь этого периода жизни своей двоюродной сестры, С. Ю. Витте писал: «…из газет семейство Фадеевых узнало, что Блавацкая дает в Лондоне и Париже концерты на фортепиано; потом она сделалась капельмейстершей хора, который содержал при себе сербский король Милан» ^[196].

Предположительно летом или ранней осенью она, оставив на время Митровича в Европе, появилась в России. В каком городе она остановилась — неизвестно и не столь уж существенно ^[197]. Куда более важным представляется отношение близких к ее возвращению в лоно семьи. Блаватская обратилась за помощью к тете Надежде Андреевне и та, написав письмо в Эривань, слезно умоляла Блаватского не устраивать публичного скандала в связи с появлением ее блудной племянницы. Известно, что Н. А. Фадеева, Вера и Елена Петровна стояли горой друг за друга. Н. В. Блаватский оказался благородным и незлобивым человеком. В ответном письме от 13 ноября (по старому стилю) 1858 года он признал, что у него давно исчез интерес к Елене Петровне, и меланхолично заметил, что время лечит раны, смягчает горе и стирает из памяти многие события нелепой и безотрадной жизни ^[198]. Он выражал надежду, что они наконец-то разведутся и Блаватская снова сможет выйти замуж. Он собирался подать в отставку и уединиться в имении своего брата. Иными словами, Н. В. Блаватский предал забвению ее предательство по отношению к нему.

Если Н. В. Блаватский оказался покладистым и сговорчивым человеком, то дедушка А. М. Фадеев ничего не хотел о ней слышать. Он наотрез отказался принять в Тифлисе неблагодарную внучку. Тетя Надежда Андреевна нашла выход из создавшейся двусмысленной ситуации и предложила Елене Петровне остановиться у овдовевшей сестры Веры.

Так, в Рождество Блаватская после девятилетней разлуки оказалась в Пскове в кругу семьи. В доме Яхонтовых было семейное торжество, выдавали замуж дочь свекра Веры, и по этому случаю приехали их отец П. А. Ган, брат Леонид и младшая сводная сестра Лиза.

Сестра Елены Петровны Вера описала эту незабываемую встречу:

«Мы все ждали, что приезд ее состоится на несколько недель позже. Но, странно, когда я услышала дверной звонок, я вскочила на ноги в полной уверенности, что это она. Случилось так, что дом моего свекра, в котором я тогда жила, был полон гостей в тот вечер. Это была свадьба его дочери, гости сидели за столом, а дверной звонок звонил не переставая. Я была настолько уверена, что она приехала, что, гостям на удивление, я быстро встала и побежала к дверям, не желая, чтобы дверь сестре открыли слуги.

Преисполненные радости, мы обнялись, забыв в этот момент обо всем. Я устроила ее в своей комнате и, начиная с этого вечера, я убеждалась в том, что моя сестрица приобрела ка-кие-то необыкновенные способности. Постоянно, и во сне и наяву, вокруг нее происходили какие-то невидимые движения, слышались какие-то звуки, легкие постукивания. Они шли со всех сторон — от мебели, оконных рам, потолка, пола, стен. Они были очень слышны, показалось, что три стука означали „да“, два — „нет“» ^[199].

Они часами говорили друг с другом и ощущали при этом такую радость общения, такое спокойное и ясное примирение, которых прежде никогда не было.

Они оказались наконец-то все вместе.