Блаженная несвобода

Стив глотнул слишком много и закашлялся. Прокашлявшись, он стал, осматривая комнату, соображать, где же эта девушка может прятать свои сбережения. За шкафом? В шкафу? В лифчиках или в трусиках? Он аккуратно перекладывал вещи, пока не дошел до книг. А может, на полках с книгами? Ух ты, однако девочка читает не только слова Будды и его высокомудрых последователей, на полках стоял Герман Гессе, Фридрих Ницше, Кьеркегор и тому подобное. Вот те на…

Стивен нагнулся пониже и увидел небольшую сумочку. Когда он ее открыл, то понял, что нашел Стешины сбережения, но было их маловато, и он понял, что пиво в ближайшее время пить придется только через день. Ну что ж, и это уже хорошо. Он небрежно согнул деньги и спрятал их в задний карман джинсов. На дне сумочки, кроме иностранного и русского паспорта, лежал еще какой-то блокнот. Вперемежку, на английском и русском языках, он уже был наполовину исписан. Почерк был красивый и понятный. Стив присел на корточки и открыл наугад страницу.

«…Не знаю, в какой я раз приехала в Индию, но в душе обнаружила совершенное безразличие и пустоту… Только пустоту не ту, о которой грезят буддистские монахи, а обыкновенную пустоту, серую и безысходную, как серое небо Мансуна…

Скука, которую я испытываю в стенах московской квартиры, казалось бы, непременно, как и всегда, когда я приезжала в Индию, сменится ликующим праздником, но однако ни красота индийских храмов, ни эти цветастые сари, которые раньше меня сводили с ума, ни вечно улыбающиеся индусы, ничто уже не радовало глаз и не поднимало настроения.

Казалось, что я достигла всего, чего требовалось достичь, а если конкретно, то состояния нежелания никакого достижения…

Дороги Гималаев похожи на спирали, периодически мы поднимаемся и спускаемся, проезжая одни и те же места по несколько раз. Так и в жизни людей. Почти каждый человек иногда возвращается в то же место, с которого начал. Только ситуация на новом витке спирали становится неузнаваемой для его восприятия. И люди просто не понимают, что заучивают тот же урок, и по-прежнему не могут его правильно выучить…

Так и я, в надежде на что-то лучшее, снова и снова проигрывала старые спектакли, погружая себя в совершенно ненужные и временные отношения, и опять тем самым вызывая привязанности и страдания. Мне казалось, что настоящая жизнь наступит потом, немного позже. Так проходили годы, а я, играя, все готовилась к далекому настоящему, которое почему-то не наступало. А потом я с удивлением обнаружила, что жизнь давно уже течет, сочится сквозь неплотно сжатые ладони, и нет никакого шанса ее удержать…

Мне не хотелось ничего, никого, и даже страх смерти, когда я мчалась на мотоцикле над пропастью Гималайских гор, уже не давал никакого допинга…

Но где-то в уголочке моего сердца все-таки теплилась надежда на какое-нибудь чудо, совершенно маленькое чудо, которое даст глоточек воздуха моему сердцу, и сердце вдруг расцветет. Но это так и осталось надеждой, которая потеплилась в уголочке моей души и спокойно погасла.

Сегодня красивая индийская девушка с ликованием окуривала благовонными палочками индийского юношу. Я видела его веселые глаза, и как они классно смотрятся друг с другом, и никак не могла понять, почему он каждый день сидит с ней вместе в офисе, шутит и смеется, а думает о другой?

Существо, которое попало под мою опеку и называлось моим именем, нещадно разыгрывало спектакли, чтобы ублажить местное население. И для этого я каждый день красилась и надевала вызывающие наряды. Надо ли было мне все это?.. А если я однажды не накрашусь, не сяду на мотоцикл и не буду везти себя нагло-раскованно, чтобы потешить окружение? И все вдруг увидят одно лишь пресное, серое и ничем не примечательное лицо? Может, это кого-то наконец-то излечит? И красивый индийский юноша спокойно женится на этой индийской девушке, и будет плодиться и размножаться на таких же маленьких, обалденно смазливых индусят? И пыльный занавес наконец-то закроется?

Буйно разросшаяся растительность щедро покрывает горные склоны, реки выходят из берегов и становятся мутными, обильные потоки дождя смывают накопившийся мусор, что привычно выкидывается прямо на улицы.

Дхарамсала живет и процветает. Ричард Гир вымостил все дороги, и Тибетская колония стала потихоньку превращаться в цивилизованное поселение. Жизнь, которую не посвятили в грядущий Армагеддон, опять продолжается и готова продолжаться вечно.

Тибетцы, иностранцы, индусы радуются Мансуну, радуются друг другу, радуются тому, что они делают нечто важное и значимое.

Мотоцикл почему-то стал выть, холодный воздух врывается в легкие, и мне хочется попасть под ливень и промокнуть насквозь, чтобы струи воды стекали с моих волос и заливали глаза… И чтобы этот зверь-мотоцикл бесконечное количество времени с ревом рассекал это плотное удушливое пространство и никогда не возвращался назад.

Как никогда понимаю, насколько я чужая и лишняя этому миру… и нет мне места в нем».

Стивен еще какое-то время сидел на бетонном полу, но потом закрыл блокнот и положил его обратно в сумку.