Блаженны мертвые

Днем Эльви побывала в похоронном бюро, отнесла туда его выходной костюм для погребения, которое должно было состояться послезавтра. Туре... Лежит, наверное, сейчас в морге, весь такой торжественный, в ожидании последнего дня на этой земле. В похоронном бюро ее спросили, не хочет ли она переодеть его сама, но Эльви отказалась. Она свой долг уже выполнила.

Десять лет назад она начала делать ему бутерброды, семь лет назад — класть их ему в рот. Последние три года его организм не воспринимал уже ничего, кроме пюре и каши, и нуждался в капельнице для поддержания жизни — если, конечно, это можно так назвать. Инвалидная коляска, потеря речи — а может, даже и рассудка... Лишь пару раз в ответ на ее слова в глазах Туре вспыхивало понимание — и то ненадолго.

Изо дня в день она его кормила, умывала, меняла подгузники и мочеприемники. Только по утрам и по вечерам она прибегала к чужой помощи, чтобы уложить его в постель или, наоборот, пересадить в кресло, в котором он просиживал целыми днями, уставившись в пустоту.

«В болезни и здравии, пока смерть не разлучит нас». Она выполняла эту клятву без особой радости и любви, но и без единого упрека или сомнения, ибо она дала слово.

В ванной Эльви вытащила изо рта вставную челюсть, тщательно почистила и положила в стакан, который оставила стоять на полке. Она никогда не понимала людей, хранящих вставные зубы возле кровати напоминанием о быстротечности времени. Ладно еще очки — без зрения человеку никак, мало ли что случится, но зубы?! Кусать-то они кого собрались посреди ночи?

Эльви вошла в свою комнату, переоделась в ночную рубашку. Аккуратно сложила одежду на крышке секретера и застыла, разглядывая стоящую рядом фотографию в рамке. Их свадебная фотография.

Экие голубки.

Это была черно-белая карточка с ретушью, до сих пор сохранившей яркость красок. Они с Туре — прямо иллюстрация к какой-нибудь сказке, принц и принцесса после слов: «И они жили долго и счастливо и умерли в один день». Туре во фраке, Эльви в белом платье прижимает к груди яркий букет цветов — и оба смотрят в будущее кукольно-голубыми глазами (причем глаза у Туре были вовсе не голубые, это была ошибка ретушера, которую они так и не удосужились исправить).

Эльви вздохнула, провела пальцем по фотографии.

— Вот как бывает, — произнесла она в никуда.

Она зажгла лампу у кровати, раздумывая, не почитать ли Гримберга перед сном. Но не успела она потянуться за книгой, как у входной двери раздался какой-то звук. Она прислушалась. Звук повторился. Словно кто-то... скребется.

Что это?..

Будильник на тумбочке показывал двадцать минут первого. Снова царапанье. Должно быть, какой-нибудь зверь — может, собака, только почему вдруг именно к ней? Эльви немного выждала, но шорох не прекращался. Бродячие собаки здесь были редкостью. Зимой, бывало, из леса забредала какая-нибудь косуля, но чтобы прямо к дому — такого еще не случалось...

Эльви накинула халат, подошла к двери и прислушалась. Бог его знает, кто там — вроде и на кошку не похоже. Кошки так не скребутся — во-первых, слишком громко, а во-вторых, высоко, где-то на уровне груди. Эльви прислонилась к дверному косяку и громко прошептала:

— Кто там?

Царапание прекратилось. Вместо этого за дверью послышалось тихое поскуливание.

Наверное, кому-то плохо.

Не раздумывая, Эльви открыла дверь.

На нем был тот самый выходной костюм, только вот сидел плоховато. За последние годы болезни Туре похудел килограмм на двадцать, и теперь габардиновая ткань свисала с его покатых плеч, а руки болтались, как плети. Эльви попятилась, наткнулась на галошницу в коридоре и чуть не упала, но в последний момент ухватилась за вешалку.

Туре стоял неподвижно, уставившись куда-то под ноги. Эльви опустила взгляд и увидела его голые белые ступни с нестриженными ногтями.

Она смотрела на его ноги, а в голове крутилось:

Халтурщики. Даже ногти не постригли.

Эльви не испытала ни потрясения, ни страха при появлении мужа, ушедшего в мир иной спустя три года после их рубиновой свадьбы. Нет. Только удивление и... усталость. Поэтому она шагнула ему навстречу и произнесла:

— Что ты здесь делаешь?

Туре молча поднял голову. Глаза его смотрели на нее без малейшего признака жизни. За три года Эльви успела свыкнуться с его безжизненным взглядом — только на этот раз он был по-настоящему мертвым.

Это не Туре. Это какая-то кукла.

Кукла сделала пару шагов вперед, зашла в дом. Эльви стояла как вкопанная, ничего не предпринимая. Она не боялась, просто не понимала, что ей теперь делать.

Несомненно, это был Туре — отрицать глупо. Но ведь этого не может быть! Она сама проверяла остановившийся пульс, сама подносила зеркальце к бездыханным губам. Своими ушами слышала заключение медиков, держала в руках свидетельство о смерти, где черным по белому написано, что Туре умер, скончался, усоп.

Воскрешение плоти...