Блаженны мертвые

Элиас неожиданно размахнулся и швырнул паровозик Малеру в лицо, попав ему прямо в губу. Из губы потекла кровь. Паровозик, упав на пол, откатился в сторону. В глазах у Малера потемнело, во рту появился металлический привкус. В груди закипала ярость. Он взглянул на Элиаса — темно-коричневые губы мальчика исказила недобрая улыбка. Вид у него был довольно жуткий.

— Ты что делаешь?! — заорал Малер. — Ты что творишь?!

Словно под действием какой-то неведомой силы, голова Элиаса задергалась, стул накренился. Не успел Малер что-либо предпринять, как тело Элиаса обмякло, и он соскользнул со стула на пол, как будто позвоночник его превратился в студень. Все остальное произошло, как в замедленной съемке. Стул покачнулся и начал падать. Увидев, что удар приходится прямо по лицу Элиаса, Малер похолодел, но тут голову заполнил пронзительный вой, смахивающий на визг бормашины, и ему пришлось зажмуриться.

Малер схватился за голову, но звук исчез так же быстро, как и появился. Элиас неподвижно лежал на полу под опрокинутым стулом.

Малер подбежал к внуку, отшвырнул в сторону стул.

— Элиас? Ты меня слышишь?

Дверь веранды распахнулась, и на пороге показалась Анна.

— Чем вы тут...

Не договорив, она рухнула на колени рядом с Элиасом, принялась гладить его по лицу. Малер моргнул, оглядел кухню, и по спине его пробежал холодок.

Кто здесь?

Звук опять повторился, на этот раз тише, и сразу пропал. Элиас приподнял руку, и Анна схватила ее и поцеловала. Она бросила уничтожающий взгляд на Малера, который по-прежнему крутил головой, пытаясь разглядеть сам не зная что. Он облизнул губу — она припухла и на ощупь казалась резиновой.

Все.

Анна схватила его за ворот рубашки:

— Обещай мне, что больше так не будешь!

— Как — так?

— Плохо о нем думать.

Малер растерянно ткнул пальцем в пустоту:

— Тут... кто-то был.

Он до сих пор кожей чувствовал чье-то незримое присутствие, словно кто-то наблюдал за ними со стороны. Малер встал, подошел к раковине и сполоснул лицо холодной водой. Вытершись полотенцем, он почувствовал, что голова немного прояснилась. Он сел за стол.

— Я так больше не могу.

— Я заметила, — ответила Анна.

Подняв с пола сломанный паровозик, Малер взвесил его на ладони.

— Не только из-за этого... — Прищурившись, он посмотрел на дочь: — Что-то здесь не так. Я и сам толком не понимаю, в чем тут дело...

— А ты и не хочешь понимать, — ответила Анна, — ты же никого не слушаешь, ты уже все для себя решил.

Она переложила сына на коврик у камина. Ясно было одно — несмотря на проблески сознания, тело Элиаса с каждым днем усыхало все больше и больше. Руки, торчащие из рукавов пижамы, превратились в кости, обтянутые пергаментом кожи, лицо напоминало разрисованный череп, на который надели парик. Невозможно было представить, что в этой черепной коробке заключен живой человеческий мозг.

Малер в сердцах ударил себя кулаком по колену:

— И чего же я, по-твоему, не понимаю? Нет, ты ответь, чего — я — не понимаю?!

— Что Элиас мертв, — ответила Анна.

Малер уже открыл рот, чтобы ей возразить, но тут на крыльце раздался стук деревянных подошв, и открылась входная дверь.

— Хозяева, есть кто дома?

Малер с Анной в панике переглянулись. Башмаки Аронссона застучали по коридору. Малер выскочил из-за стола и встал в дверях, перегородив вход в кухню.

Приблизившись, Аронссон окинул Малера взглядом. Разбитая губа не ускользнула от его внимания.

— Никак, подрался? — Аронссон засмеялся, довольный собственной шуткой. Он снял шляпу и обмахнул ею лицо. — Не сморило вас еще от этой жары?

— Да нет, ничего, — ответил Малер. — Вообще-то мы сейчас заняты.

— Понимаю, — покачал головой сосед, — я на минутку. Хотел только узнать, у вас мусор забрали?

— Да.

— А у меня нет. Две недели уже стоит. Это в такую-то жару. Я уж и жаловаться звонил. Обещали приехать, да что-то все не едут. Безобразие, правда?

— Да.

Аронссон удивленно поднял брови — видимо, почуял неладное.

Чисто теоретически можно было бы, конечно, взять и просто-напросто выставить его за дверь. Впоследствии Малер пожалел, что этого не сделал. Аронссон заглянул в кухню.

— А у вас, значит, все семейство в сборе. Молодцы!

— Мы как раз за стол садились.

— Конечно, конечно, не буду вам мешать. Вот только поздороваюсь...

Аронссон попытался пройти в кухню, но Малер оперся рукой о косяк, перегородив ему дорогу. Аронссон захлопал глазами.

— Густав, да что с тобой, право слово? С дочкой твоей хочу поздороваться.

Анна встала и поспешно подошла к двери, чтобы опередить Аронссона. Не успел Малер убрать руку, чтобы пропустить дочь, как Аронссон тут же проскользнул в кухню.

— Давненько, давненько, — произнес он, протягивая ей ладонь.

Он окинул кухню цепким взглядом. Анна даже не взяла его руки — все равно было слишком поздно. Как только Аронссон заметил Элиаса, зрачки его расширились и застыли, как два радара, нашедших свою цель. Он облизал губы кончиком языка, и Малер еле устоял перед искушением стукнуть его по голове кочергой.

Аронссон указал на Элиаса:

— Что... это?

Схватив его за плечи, Малер выволок его в коридор.