Блаженны мертвые

— Вы не волнуйтесь, это всего лишь ЭКГ. Это не опасно. Вы главное не... — Незаконченное предложение повисло в воздухе. Рой снова отошел в сторону. Давид посмотрел на экран аппарата, где по черному полю бежала прямая линия, лишь изредка изгибающаяся едва заметными волнами.

Неужели так и должно быть?

Давид снова взглянул на Еву. Взгляд ее был спокойным и немного жутким. У него побежали мурашки по коже. Через пару секунд Давид сообразил, что его так напрягает: голоса всех присутствующих в комнате по-прежнему четко звучали в его голове — всех, кроме Евы.

Давид посмотрел ей прямо в глаза и подумал:

Любимая, ну где же ты?

...Но ответа не последовало. Он попытался сосредоточиться, и ему даже удалось вызвать в своем сознании смутный образ, вобравший в себя все, чем она для него являлась, но это было всего лишь воспоминание, не имеющее ничего общего с женщиной, лежащей сейчас перед ним. Он осторожно взял ее за руку. Ладонь показалась ему холодной, хотя была, должно быть, комнатной температуры.

— У Магнуса сегодня день рождения, — сказал он, — Жалко, торта с малиной не было. Я-то его готовить не умею, так что пришлось обойтись покупным.

— С днем рождения, сынок, — произнесла Ева.

Приняв для себя нелегкое решение, Магнус подошел к кровати и вытащил Бальтазара.

— А мне кролика подарили. Его зовут Бальтазар.

— Он очень красивый, — ответила Ева.

Магнус опустил Бальтазара на кровать. Сделав пару осторожных скачков, кролик уселся между исхудавших ног Евы и принялся обнюхивать одеяло. Ева его словно не замечала.

— Его зовут Бальтазар, — повторил Магнус.

— Бальтазар — красивое имя.

— А со мной ему спать нельзя, да?

Давид уже открыл было рот, чтобы ответить «нет», но, сообразив, что вопрос обращен не к нему, а к Еве, прикусил язык. Ева ответила, повторяя за сыном:

— С тобой ему спать нельзя.

— А почему?

— Магнус... — Давид положил руку ему на плечо. — Прекрати.

— А ты мне потом разрешишь?

— Потом поговорим.

Магнус нахмурился и взглянул на Еву. За спиной послышалось деликатное покашливание.

— Вообще-то, — начал Рой, — я хотел с вами кое о чем переговорить.

Давид погладил пальцем запястье жены, встал и подошел к Рою, уступая место Стуре. Поднимаясь с кровати, он бросил взгляд на экран ЭКГ, заметив, что зубцы стали выше, а интервалы между ними — короче.

Отойдя с врачом в сторону, Давид спросил:

— Вы это имели в виду, да? Что она теперь совсем, как... — У него не повернулся язык сказать «как робот», хотя именно так оно и было. Ева отвечала на все вопросы, и даже вполне осмысленно, но делала это механически, словно заученный урок.

Рой кивнул.

— Я не знаю, — произнес он, — может, это пройдет. Как я уже говорил, она делает большие успехи, но... — Не закончив предложение, он сменил тему: — А спросить я вас хотел вот о чем: вам говорит о чем-нибудь некто или нечто по имени «Рыбак»?

— Рыбак?

— Да. Как только я начинаю расспрашивать Еву о ней самой, все всегда упирается в этого самого Рыбака. Это кто-то или что-то, что ее пугает.

Стуре встал и подошел к ним.

— О чем это вы? — спросил он.

— О Рыбаке, — ответил Давид. — Ева его все время упоминает, вот мы и пытаемся понять, что же это такое.

Стуре оглянулся, бросил взгляд на кровать, где Магнус что-то рассказывал Еве, кивая на Бальтазара, ползающего у нее в ногах.

— Я знаю, что это, — произнес он и вздохнул. — Что, и часто она об этом вспоминает? — Рой кивнул, и Стуре добавил: — Все ясно. Понимаете, она тогда совсем маленькая была, лет семь, наверное, и... Да что уж там, я, конечно, виноват, не углядел. Она тогда чуть не утонула. Можно сказать, совсем уже захлебнулась. Хорошо хоть жена сообразила, что надо делать, а не то... — Стуре покачал головой, погруженный в воспоминания. — Ну да ладно. Короче, еле-еле откачали...

— Папа!!!..

Давид услышал пронзительный вопль сына еще того, как звук достиг его ушей. Впрочем, нет, вопль в голове принадлежал Бальтазару, и, пока крик Магнуса затихал, эхом отдаваясь меж голых стен, послышался другой, похожий на птичий клекот, сопровождаемый сухим хрустом.

Давид бросился к кровати, но было поздно.

Тело Бальтазара по-прежнему лежало у Евы на коленях, но голова очутилась в ее руках. Ева поднесла ее к самому лицу, крутя так и эдак — крошечный кроличий носик еще подрагивал, а глаза были полны предсмертного ужаса. Лапы несчастного животного судорожно подергивались. Струйка крови потекла с одеяла на пол.

Лапы дернулись в последний раз и замерли. Ева приблизила свой уцелевший глаз к глазу кролика — две черных дыры, отражающиеся друг в друге.

Магнус закричал:

— Я тебя ненавижу!!! — и что есть сил принялся молотить Еву по плечам, размахивая руками, так что провода, подсоединенные к ее голове, выскочили из своих гнезд. Прежде чем экран погас, Давид успел разглядеть, как кардиограф с бешеной скоростью вычерчивает зубцы кривой. Давид обхватил Магнуса сзади, прижимая его руки к бокам, и вынес его из комнаты, понапрасну шепча слова утешения.