Блаженны нищие духом

— А то я… Жила у нас девчушка тут по соседству, хорошая такая. Девяти ей еще не было. Знаешь, бывают дети пакостные, малы еще, а уже видать, что из них вырастет. А эта прямо светилась вся. И вот пропала. День нет, другой. Родители обыскались, милиция с ног сбилась. Мать, как помешанная, отец — черный от горя. Я, считай, с колен не вставала, молилась за нее… Нашли на третий день в лесополосе. Снасильничали над ней да убивали, говорят, два дня. Вся переломанная, ножом истыканная… Хоронить вышел чуть ли не весь город. И лежит она в гробике крохотном, бледная… Личико-то ей замазали чем-то, а все одно видно, что били. Вернулась я домой с похорон — и к образам. «Ты где был, — спрашиваю бога, — как ты мог смотреть на то, что совершалось и не вмешаться, не защитить?! Какими глазами?! Ты же всемогущий, всемилостивый, всеблагой! Мы молимся тебе, верим в тебя, а ты дите малое, невинное, на такие муки обрек!» Вот тогда-то я и сняла образа. Теперь вот сижу и жду, скорей бы помереть да на суд божий явиться. И знаешь, что я тебе скажу? Судить-то я буду. Спрошу я его, обо всем спрошу. И пусть он мне ответ даст и за войны, и за Сталина с Гитлером, и за детей убиенных…

* * *

Замкнутый круг — вещь хитрая, а бюрократический замкнутый круг — вещь хитрая вдвойне. В жэке перепутались и схватились за голову: квартира, действительно, была дана новым жильцам с многочисленными нарушениями. А что делать? Все хотят маслица на хлебушек. А если еще приплюсовать разошедшиеся по рукам вещи, мебель, хорошую библиотеку, две древних иконы, то дело и вовсе могло обернуться уголовщиной. Конечно, похоронка была официальным документом, но совершенно было непонятно, куда теперь девать живого Андрея. Пускать все на самотек было никак нельзя. Поэтому его по знакомству оперативно пристроили на какое-то время в общежитие, вроде как не бросили на улице. А дальше начались мытарства: его гоняли то в военкомат, то в собес, то в отделение милиции, то в паспортный стол. Посылали запросы, ждали ответов, дело топталось на месте, и мелкая чиновничья братия начинала прятаться, завидев в коридорах Андрея Блаженного.

Почерневший Андрей, слабый, оголодавший, из последних сил ходил по инстанциям, терпеливо высиживал в многочасовых очередях, молча кивал головой, когда выяснялось, что требуется еще одна справка, и уходил до следующего раза. По большей части уезжал в Каширу, но иногда ночевал на вокзалах.

Как-то на улице он встретил Настю, но сделал вид, что не узнал ее, давая ей возможность выбора. Если у нее что-то осталось, она сама окликнет его и подойдет, а если нет, ей будет так легче — тоже сделать вид, что не узнала. Да, ее и вправду трудно было узнать: по улице шла земная, уверенная в себе, дорого одетая девушка из какого-то другого, чистого и благополучного мира. А Настя, уже зная от бывших одноклассников, что Андрей не погиб, отвернувшись, проскочила мимо, а потом остановилась и несколько секунд стояла и оторопело смотрела вслед удаляющемуся высоченному широкоплечему чужому мужчине, но решила его не окликать. У Андрея же не было моральных сил хотя бы просто обидеться на нее. Он даже еще не ездил на кладбище к маме, хотя уже узнал, где она похоронена.

Проблему надо было каким-то образом решать, и желательно мирным путем. Поэтому начальник жэка, предварительно переговорив с коллегой из соседнего района и пообещав ему некую ответную услугу, предложил Андрею вариант: ему дают ведомственную комнату в коммуналке и устраивают работать либо дворником, либо разнорабочим в жэк. Там можно будет взять два, а то и три участка и неплохо зарабатывать. Рабочий день не нормирован, и, значит, если появится таковое желание, можно будет даже где-то учиться, получать высшее образование. Андрей был уже настолько измотан, что согласился и вселился в комнату в двухкомнатной квартире на первом этаже в хрущевке. Жэк расщедрился и списал ему обшарпанный письменный стол, раздолбанный диван и пару алюминиевых стульев. Сердобольные женщины выделили из своего хозяйства по мелочи что могли, и жизнь пошла дальше. От прежней не осталось ничего, но больше всего он сожалел о том, что пропала записная книжка.

АНДРЕЙ БЛАЖЕННЫЙ. НА НОВОМ МЕСТЕ. МАШКА

Соседями оказались молодая женщина и ее семилетняя дочь, так похожая на мать, что в паре они напоминали двух матрешек — самую большую и самую маленькую.

— Меня зовут Маша. А это Кристина. А ты Андрей? Ничего, что я сразу на ты?

— Андрей. Ничего, так даже проще.

— Ты куришь?

— Курю.

— Ну, слава богу. А то Криська гоняет меня курить на кухню, а если бы еще и ты гонял меня с кухни, то совсем кранты. Не на лестничной клетке же расслабляться… Ладно, располагайся, не буду мешать. Заходи, если чего надо будет.

— Спасибо, Маша.

— А вы к нам надолго? — по-взрослому спросила Кристина.

— Я тут жить теперь буду.

— Ну да, я и спрашиваю, надолго? А можно, я тоже буду говорить вам «ты»? Или надо говорить дядя Андрей?

— Крись, хватит трещать, идем. Андрею надо делом заняться, — оборвала ее мать.

— Можно, конечно, — улыбнулся девочке Андрей.